Тайные полномочия
Шрифт:
Немуров застонал.
— Вы мне руку, кажется, сломали… — проговорил он.
Ванзаров подхватил его за спину и помог подняться. Стоять прямо Немуров не мог, его клонило на правый бок.
— Ничего, до второй Олимпиады заживет, — сказал Ванзаров, ощупывая ему плечо. — Здесь больно?
— Да отстаньте вы со своей заботой, сам справлюсь… — Немуров отступил назад и охнул. — Какие пустяки, всего лишь ребро сломано. Вам-то все равно…
— Вам будет оказана помощь.
— Даже не прикасайтесь ко мне…
— И не подумаю. У нас есть настоящий специалист. Ранения и поломы — это его профиль. Приведет в чувство Дюпре и сразу вами займется.
— Мне ничего от вас не надо…
Вздрагивая и охая, Немуров кое-как уселся, прислонясь к столу. Покорчившись, он нашел положение, в котором было не так больно, хотя бы сидеть можно. Он попросил воды. Ванзаров принес бокал. Немуров выпил с жадностью.
— Какая мерзкая глупость, — сказал он, часто дыша.
— Рад, что понимаете свою ошибку, — ответил Ванзаров.
— Не мелите чепуху, господин полицейский. Мне совершенно не жалко этого негодяя, он получил то, что заслуживал…
— Так вы полагаете, что госпожа Звягинцева его натравила?
Немуров хотел усмехнуться, но только скривился.
— Кто же еще! Это так в характере Липы: добиваться своего. Первый раз я ей помешал, так она с другой стороны зашла.
— Не готов с вами согласиться.
— А мне наплевать, на что вы готовы, — сказал Немуров, отвернувшись к окну.
— Откуда такая ненависть к юному барону? Где он вам дорогу перешел?
— Может, избавите меня от необходимости делать признания?
— Рад бы, да не могу, — сказал Ванзаров.
— Ну раз вы так любите копаться в чужом грязном белье, извольте… — Немуров сделал несколько мучительных вздохов. — Дюпре пришел к Бобби и открыл ему глаза на то, что невеста Бобби Олимпиада Звягинцева — любовница его же лучшего друга Рибера. Мало того, Дюпре явился к Риберу и доложил о своем поступке. Дескать, он поборник добра и правды и не позволит обманывать честную барышню Женечку Березину. Рибер на это только посмеялся. Тогда Дюпре не поленился пойти к Женечке и все рассказать ей. Каков подлец? Везде рассказывает, какой он чистый и честный, как борется за свободу и справедливость, а сам — мелкий пакостник.
— Иначе революцию не сделаешь. Как же Рибер с Бобби дружили после этого?
— Как и прежде. Такая мелочь, как испорченные женские судьбы, их не волновала.
— Жаль, что родители Женечки запретили вам просить ее руки… Как жаль, что они не поверили в ваш талант сделать карьеру и устроить для их дочери счастливую жизнь. Как жаль, что вы сдались и стали тенью Рибера.
Немуров очень старался, но вытерпеть не смог, охнул и прикусил губу.
— Это вам старая трещотка генерал разболтал?
— Господин Бутовский не посвящает меня в семейный тайны.
— Тогда кто?
— Логика ваших поступков. Наверное, хотели пристрелить Рибера на дружеской охоте, но так и не решились. Испытывали к нему сложное смешение чувств: благодарность, зависть и ненависть. И так не решили, что для вас важнее. А виной тому ваш страх: даже если выгорит устроить ловкое покушение, не видать вам без его протекции карьеры в министерстве. А без карьеры жизнь для вас заканчивается. Поэтому выбрали одно: отказаться от счастья и на плечах Рибера забраться повыше к солнцу. Откуда уже не упадешь. Пристрелить вы его всегда бы успели. И жениться на вдове куда проще. Теперь у вас будет второй шанс. Но я не советую…
Выслушав молча, Немуров держался хорошо. Боль помогла сохранять выдержку. Он отчетливо видел ловушку и не хотел попадать в нее. Но любопытство было сильнее. Немуров подумал, что раз этот страшный человек видит его жизнь насквозь, отчего бы не послушать его совет. И он спросил.
— Все просто, — ответил Ванзаров. — Женечка не так проста, как кажется. Это сильная и опасная личность. Любовь могла помешать вам видеть ее в правильном свете. Есть еще кое-что что. Возможно, со смертью Рибера у вас произойдет карьерный взлет. И ее родителям будет легче принять решение. Если вы добьетесь своего и станете ее мужем, готовьтесь к роли покорной домашней скотины.
Что тут сказать? Немуров так и не нашелся.
— Зачем вам это? — только спросил он.
— Вы про Женечку? Необходимость расследования. Надо знать, на что способна та или иная личность в определенной ситуации… Прошу вас, примите помощь. Я отведу вас к умелому врачу…
Немуров отказался от протянутой руки. Криво поднялся сам.
— Даже если вы правы… — сказал он. — Для меня уже ничего не изменится. Значит, судьба такая.
Тяжело и медленно ступая, как раненый зверь, он пошел к выходу. Все-таки в силе воли ему не откажешь, держался Немуров отменно.
Ванзаров подождал, когда за ним закрылась вагонная дверь, и подошел к официантам.
5
Зрелищем князь Урусов насладился вполне. Ему нравились скандалы, происшествия, интриги, расследования, если они касались не его, а кого-нибудь из друзей или знакомых. Особенно друзей или знакомых. Урусов и раньше считал, что хороший день должен начинаться с неприятности у друга. А теперь, когда он вдруг стал сильной личностью, мог наслаждаться чужими проблемами, не таясь. Ему понравилось, как мальчишка Дюпре, этот барон из цирюльни, этот потомок мерзких французских дворянишек, получил по заслугам. Не раз уже напрашивался на пощечину, да у князя все рука как-то не поднималась. И вот справедливость торжествует. Что касается Немурова, то к нему князь испытывал только брезгливую жалость. Какой-то мелкий чиновник, прихвостень Рибера, по случайности попал с ним в одну команду. И еще смеет так дерзко порой на него смотреть. Его князь тоже подумывал поставить на место, достойное холопа, но повод не попадался. И вот, пожалуйста, все сложилось лучшим образом: Немуров лежит на полу в луже крови, как показалось князю. Если помрет — не жалко. Незачем его было тащить в Грецию. Дурацкая идея Рибера.
Урусов был так переполнен впечатлениями, что ему срочно требовалось с кем-то поболтать. Он точно знал, куда заглянуть.
Липа сидела в потемках, накрывшись шалью, и гостей не ждала. Сразу за стуком дверь открылась.
— Что за день такой! — сказала она, наблюдая, как князь без приглашения усаживается к ней на диванчик. — У меня на двери табличка: «Здесь принимают»?
— Милая Липа, выражаю вам свое искреннее восхищение! — сказал князь глубоко светским тоном.