Тайные тропы
Шрифт:
— Давай я тебя, Геннадий Мефодьевич, в институт оформлю? — тем временем предложила старику Светлана. — Нет, не студентом, разумеется, для этого ты уже староват. На обследование. Чего нет? Там тебе и еда, и кровать, и душ Шарко, и электрофорез. А что до всяких процедур неприятных — потерпишь. Ну а коли помрешь там в итоге, то опять же с осознанием того, что хоть под конец жизни людям и науке пользу принес.
— Беги от нее, паря, — воткнул топор в колоду Поревин. — Ломая ноги беги. Прямо сейчас. Вон калитка в конце двора, видишь? За ней сразу лес, тебе в него. Там держи севернее,
— Авось обойдется, — наконец подал голос и я. — Лучше такая, как она, чем какая другая. Ты, деда, давно в городах не бывал, не видал, какие там теперь девки обитают. У них в голове знаний на десятерых хватит, про свои права все знают, а обычные пельмени слепить не могут, про рассольник или борщ я уж и не говорю. А на Светке вон хоть бревна вози, хоть землю паши — все сдюжит. Даже если я ей на плечи заберусь.
— Да пошел ты! — внезапно взбеленилась Метельская. — Бревна вози, землю паши! Придумал тоже. Захребетник хренов!
Колдун слушал нас с хитренькой усмешкой, а когда моя спутница замолчала, ткнул пальцем в направлении все того же леса. Мол — тебе туда. Бери севернее, там станция.
— Ладно, пошутили, и будет, — предложил я. — Геннадий Мефодьевич, нам бы все же про гостя вашего вчерашнего узнать. Не щурьте глаз, он мне вчера сообщение на этот счет отправил. Последнее, собственно, в своей жизни. Просто вечером, когда он в город вернулся, его убили.
— Ишь ты! — Я ощутил, что старичок, похоже, маленько напрягся после этой вести.
Это славно. А сейчас мы еще маленько саспенса добавим.
— И прирезали его любопытным таким ножичком. — Я присел на почерневшую от времени лавочку, стоящую рядом с крыльцом. — Рукоять вся рунами изукрашена, лезвие тоже. Причем руны не простые, а старые, тех времен, когда бог Куль-Отыр по земле ходил и дела свои темные творил.
— Славно ведь пел, паря, — досадливо крякнул старик. — Славно! Почти до души достал, а под конец, экая досада, дрозда дал. Ну как же так?
— Что есть, то и рассказал, — возмутился я. — Чистая правда.
— Тогда все еще хуже, — почесал ухо колдун. — Тогда ты не враль, а неуч. Или, того хуже, дурак, а это совсем уж никуда не годится. Просто, не ровен час, вы с вот этой вот размножитесь, так ваши детки от гор камня на камне не оставят. В ней силы жизненной, однако, сильно много, в тебе ума нет — экий компот выходит! Ладно, я старый, все одно скоро, должно быть, помру. А остальных человеков ох как жалко!
— Что ты врешь? — Такое ощущение, что у Метельской даже волосы на голове покраснели уже. — Когда ты человеков-то жалел? Когда проклятья на них за мзду насылал смертные? Или когда по просьбе матерей, которые всегда знают, что для их детей лучше, женихов с невестами разлучал? А может, когда зелья разные, о которых не то что говорить, а даже думать жутко, варил и продавал тем, кому подобные вещи в руки ни при каких условиях вручать нельзя?
— Это кому же? — заинтересовался я.
— Да братву он в девяностые снабжал разным
— Навет, — с достоинством возразил ей старик. — Да и вообще — чего я перед тобой, ссыкухой, оправдываюсь? Что ты о том времени знаешь-то? Ты тогда сопли подолом вытирала, а туда же! А ну, выметайтесь оба двое с моего двора! Ишь чего удумали — в дом пришли и хозяина его частить начали. Вон, говорю!
— Было и было, — примирительно произнес я. — Времена не выбирают. Да и не хотела моя спутница вас обидеть. Просто она человек открытый, эмоциональный, искренний, что, между прочим, не столько недостаток, сколько достоинство.
— Да? — удивилась Метельская. — А это ты с чего взял?
— Так лучше все в лицо высказать, чем за спиной шипеть, — пояснил я. — Знаешь хоть, чего от человека ждать.
— Я не о том, — тряхнула головой оперативница. — С чего ты взял, что я открытая и эмоциональная? И с какого ты обо мне свои суждения высказываешь? Нет, сейчас я, конечно, была неправа, но все же попрошу свои мысли на подобные темы держать при себе.
А ведь поняла она, что лишнего наговорила, теперь пытается свою же ошибку исправить. Нет, положительно с этой особой приятно работать на пару, хоть, конечно, местами она палку перегибает.
— Похоже, не отстанете вы от меня, — вытерев пот со лба, подытожил колдун, похоже, пришедший к тому же мнению. — Парит что-то, не иначе как к ночи грозу натянет. Ну, оно и хорошо. Если как следует прольется, то и грибы пойдут, и вы, может, на обратной дороге в аварию попадете, да в ней оба и погибнете.
— Теперь вообще квиты, — нахмурилась Метельская. — И имей в виду, Геннадий Мефодьевич, если я машину с собой вместе расшибу, то из принципа все сорок дней тебе нервы мотать стану. А может, и дольше.
— Я живых-то не сильно боюсь, а уж мертвых… — расхохотался старик, и я обратил внимание, насколько у него крепкие и молодые зубы во рту. Причем свои, не вставные. Иная поп-звезда с винирами позавидовать может. — Видал я их перевидал, понимаешь! Ладно, будь по-вашему, расскажу, зачем ко мне вчера ваш приятель приезжал. В конце-то концов, ни о чем таком особенном мы не беседовали. Так, пустой разговор, однако.
— Нам всякая зацепка важна, — на мгновение опередив уже раскрывшую рот Светлану, заверил его я. — Михаил был мне другом, причем очень хорошим. Есть большое желание глаз на задницу натянуть тем любителям рун, которые его порешили.
Думаю, все он, конечно, не расскажет. Не потому, что тайна, а по причине природной вредности. Но даже что-то всяко лучше, чем ничего.
— В дом не приглашаю, тут пообщаемся, — поудобнее устроился на колоде старикан. — Интересовался он у меня тем, с какой стороны лучше забираться под Уфалейский хребет, чтобы до старых капищ прежних богов добраться. Есть там такие, паря, спрятаны они в отрогах гор, да так, что с внешней стороны до них никак не дойти, только темными да тайными тропами дотопаешь. Теми, что внутри гор проложены невесть когда и невесть кем.