Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)
Шрифт:
Вместо традиционного кофе он предложил ей муселес — густой сладкий напиток, отдаленно напоминающий вино. Его изготовляют в Крыму в краткий период сбора винограда из свежего сусла, которое кипятят в медных тазах на небольшом огне около двух часов. Татары с удовольствием пьют муселес. Они полагают, будто этим нисколько не грешат против Корана, ибо пророк Мухаммад запретил им употреблять напиток, получаемый в результате брожения винограда. Сусло же не бродит, а лишь перекипает в собственном соку.
— Ничего подобного не пробовала, — по-русски сказала Аржанова.
— Но ведь вкусно?
— Очень.
Шахин-Гирей
— Многого вы не знаете о моей стране… Впрочем, я сам порою становлюсь в тупик. Народ то предан мне и покорен, как стадо овец покорно мудрому пастырю, то доверчиво внимает моим врагам и готов принять за правду любую хулу, ими на меня возводимую. Выходит, таковы здесь обычаи и нравы. Люди непредсказуемы, непостоянны и непосредственны, точно малые дети. А я собрался строить с ними великую империю Гиреев на берегах Черного моря.
— Сейчас вы отказались от этой мысли?
— Нет. Я дал слово вашей царице. Мы вместе с ней мечтали о сильном, независимом, обновленном ханстве Крымском.
— Государыня, как и прежде, верит вам.
— Я благодарен ей за помощь. Теперь мятеж будет подавлен. Но бунтовщикам надо преподать урок, который они запомнят навсегда.
— По свойственному ей человеколюбию, Ее Величество просит вас не предавать смертной казни, особенно — публичной, — вашего старшего брата Бахадыр-Гирея…
Хан вскинул на нее темнеющие от гнева глаза:
— Вы думаете, он пожалел бы меня, если б тогда, в Кафе, схватил и арестовал?
— Мне трудно судить об этом, ваша светлость, — задумчиво произнесла Анастасия.
— А мне легко! — Шахин-Гирай, едва не опрокинув пиалу с муселесом, вскочил со стула и нервно заходил по беседке. — Они разгромили мой летний дворец. Они убили там моих слуг. Они грозили мне, слали возмутительные письма… Наконец, собрав по деревням чернь, они выбрали себе нового хана. Как будто я уже мертв! И я должен простить?!
— Речь идет лишь о соразмерности наказаний, ваша светлость.
— Подарить жизнь бунтовщикам и предателям?
— Возможно, именно монаршая милость успокоит народ.
— Вы не знаете моего народа и потому глубоко заблуждаетесь! — Он остановился перед Аржановой. Она поразилась перемене, в одну минуту случившейся с ним: лицо словно желтая восковая маска, искаженная гримасой злобы, бешеный взгляд.
— Я заблуждаюсь? — спросила она в некоторой растерянности.
— Конечно! Мои действия будут согласованы с Кораном. Сказано же в шестьдесят третьей суре, трактующей о лицемерах: «Все равно им, будешь ты просить им прощения или не будешь; никогда не простит им Аллах; ведь Аллах не руководит народом распутным!»
— Однако в этой священной книге каждая сура начинается с одной и той же фразы: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!» — нашла удачный ответ Аржанова. — Бог милостив, ваша светлость.
Шахин-Гирей так удивился, что забыл о предмете разговора, приведшем его в сильнейшее раздражение:
— Вы читали Коран, Анастасия?
— Ну, положим, не весь.
— Собираетесь перейти в нашу веру? — осведомился правитель, взирая на русскую путешественницу с новым, особым интересом.
— О нет, ваша светлость, — она рассмеялась. — Я не желаю добровольно стать человеком второго сорта, узницей мусульманской
— Нашим женщинам нравится жить в гаремах.
— Рожденным в рабстве незачем мечтать о свободе. Она — для тех, кто умен, смел, уверен в себе…
Может быть, она говорила с повелителем крымских татар слишком дерзко. Может быть, ей следовало больше притворяться и подыгрывать его непомерным амбициям, заставляя раскрыть до конца планы и замыслы. Хотя он сейчас не считал нужным таиться перед ней, говорил вполне искренне. Намерения его были ясны. Это здесь, в Керчи. А что будет, когда русские вернут ему трон и безграничную, самодержавную власть в его государстве?..
Но разговор утомил Шахин-Гирея.
Помедлив, он спросил Аржанову, не хочет ли она погулять по саду и увидеть воочию лучшую пору в жизни его подданных — сбор винограда. В руках правителя очутился бадауч — нож, приспособленный для срезания плодов и листьев. Короткий, широкий, с крюком на конце и очень острый, бадауч идеально подходил для работы в саду. Конечно, изобрели его не татары, а греки, в древности основавшие в Тавриде свои земледельческие фактории. Садовые ножи, подобные бадаучу, встречаются на раскопках в Херсонесе, в Керчи, в Феодосии…
Не спеша шли они между двумя шпалерами с кустами винограда. Светло-коричневые узловатые лозы причудливо изгибались, цепляясь тонкими зелеными усиками за веревки, натянутые между столбов. Так они поднимались над землей, иссушенной жарким солнцем, и удерживали на весу гроздья темноватых прозрачных ягод, наполненных волшебным соком.
Солнце клонилась к горизонту, но рабочий день в поместье Юсуп-бея еще продолжался. Сборщики, неся за спинами продолговатые, похожие на коконы, корзины, сновали у кустов. Бадаучами они ловко срезали кисти и бросали их в корзины. За Шахин-Гиреем тоже шел такой сборщик-подросток. Светлейший хан выбирал для гостьи самые красивые, самые спелые, самые большие гроздья винограда, одним взмахом садового ножа отделял их от лозы и передавал мальчику. Тот бережно укладывал сладкий урожай в корзину.
Склоняясь к Аржановой, Шахин-Гирей весело улыбался. Вечерняя картина в саду совершенно изменила его настроение. Повелитель вслух декламировал стихи своего любимого поэта Омара Хайяма, лично им переведенные с персидского на тюрко-татарский:
«Чистый лал, кровь лозы, ты из чаши испей. В честь любимых, чьи грезятся чары, — испей! Мне шепнула лоза: «Не жалей моей крови, Да минуют тебя все удары, — испей!» Среди гурий прекрасных я пьян и влюблен И вину отдаю благородный поклон. От оков бытия я сегодня свободен И блажен, словно в высший чертог приглашен…» [16]16
Омар Хайям. Рубаи. Л.: изд-во «Невский курьер», 1993, с. 117, №№ 428, 429.