Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)
Шрифт:
Это был неземной, волшебный, сверкающий мир…
В адмиральской каюте Анастасии больше всего понравилось зеркало. Оно занимало простенок рядом с дверью, имело высоту от пола до потолка и раму из красного дерева с бронзовыми литыми украшениями явно нездешней работы. Аржанова в задумчивости остановилась перед ним, собираясь одеваться к ужину. Козлянинов предупредил ее, что именно за ужином в кают-компании сегодня будут ей представлены корабельные служители обер-офицерского ранга, а вдова подполковника Аржанова — им.
Великолепное зеркало отразило нагую высокую и стройную женскую фигуру. Наверное, от матушки своей Натальи Константиновны, орловской красавицы, от бабушки, от прабабушки унаследовала Анастасия эти покатые плечи, небольшую, но упругую, рельефно выступающую грудь, по-мальчишески узкие бедра, длинные ноги с тонкими лодыжками. Гибкость и силу дали ей упражнения, к которым приохотил молодую женщину покойный муж, — верховая езда, фехтование, владение огнестрельным оружием.
— Какое платье теперь надеть желаете? — спросила барыню Глафира, откидывая крышку большого сундука. — Изумрудное для визитов или то, бежевое, с юбкой-панье?
— Даже не знаю.
— Наденьте бежевое. А под корсаж — кружевную розовую шемизетку. Первый ужин здесь — дело официальное.
— Все мои платья капитан уже видел, — грустно сказала Аржанова. — Нечем мне его удивить.
— Пускай тому удивляется, что вы на его посудине плыть согласилися, — проворчала горничная.
— Вот если б со мною был тот петербургский наряд для губернского бала!
— С таким декольте? — Служанка с изрядным преувеличением показала на себе размер этой модной детали. — Да они бы тут враз очумели! Ведь ничего, окромя моря своего соленого, не видят в жизни, сердешные. Сдуру еще б посадили судно на мель…
Вдова подполковника в возмущении замахала руками:
— Типун тебе на язык! Что ты мелешь, Глафира! Только аварии мне сейчас не хватает…
Горничная мрачно усмехнулась:
— Уж не извольте гневаться, ваше высокоблагородие! Это я пошутила, конечно. Никаких аварий пока не предвидится.
— Откуда сие известно?
— Карты говорят.
Верная служанка всегда, при любых трудных ситуациях спрашивала совета у нарисованных, карточных тузов, королей, дам и валетов. Аржанова несколько лет назад подарила ей две колоды отличных игральных карт, отпечатанных в городе Берлине в четыре цвета — красный, черный, синий, желтый — и на атласной бумаге. Естественно, в них не играли, а только гадали.
Чтобы придать картинкам полную власть над ведомым и неведомым, горничная перед гаданием читала вслух заклинание, выученное у деревенской колдуньи бабушки Неонилы. В нем она называла тридцать шесть карт своими родственниками: сестрами, братьями, сыновьями, дочерьми, дядьками и тетками, сватами и сватьями, кумами и кумовьями — и просила их сказать сущую правду о том, что было, что есть и что будет. За правильные ответы она обещала им «житье привольное да раздольное».
Бывало, тузы, короли, дамы и валеты Глафире подчинялись, и ее предсказания находили подтверждение в действительности. Тогда она рассказывала про это всем, причем — неоднократно. Если предсказания не сбывались, горничная помалкивала, но своих подопечных защищала: они-де устали от работы и потому говорили неверно, или же гадание происходило в плохом месте и в неудачное для того время.
Никакого желания сейчас выслушивать деревенские байки Аржанова не испытывала и расспрашивать Глафиру о последнем ее общении с нарисованной родней не стала. Она велела служанке побыстрее подать ей белье, надеваемое под бежевое платье. Горничная открыла другой сундук и извлекла из него белые батистовые панталоны с кружевами, короткую батистовую же рубашку на бретельках и три нижние полотняные, туго накрахмаленные юбки…
В кают-компании Флоре прежде всего бросился в глаза стол, накрытый краской суконной скатертью. На нем сияла хорошо начищенная серебряная посуда: чарки, кружки, плоские тарелки, вилки, ножи, судки с солью, перцем, уксусом и горчицей, овальные блюда с хлебом, салатами, с жареными курами, нарубленными на куски, штофы с пивом и вином. Свет в это тесноватое помещение, имевшее форму прямоугольника, проникал через световой люк в потолке. Вдоль трех стен тянулись диваны. Над ними висели три картины, изображающие лес, поле и мельницу на реке. К обстановке, весьма добротной, можно было прибавить еще и клавикорды, задвинутые в угол.
При появлении Аржановой все присутствующие в кают-компании мужчины в форменных флотских белых и зеленых кафтанах встали с диванов. Козлянинов начал по очереди представлять их русской путешественнице и ее спутнику — секунд-ротмистру князю Мещерскому. Анастасия улыбалась и каждому протягивала руку. Моряки с учтивым поклоном ее целовали.
После этого капитан бригадирского ранга пригласил всех к столу. Сам он сел во главе его, Аржановой и Мещерскому указал на места справа от себя. Слева, согласно своим чинам, расположились два корабельных офицера в белых мундирах. Их имена Анастасия запомнила легко. Капитан-лейтенант Морис Орелли, англичанин, пребывающий на русской службе с 1770 года. Лейтенант Савва Фаддеевич Мордвинов, служащий с 1769 года на Донской флотилии. Третий стул рядом с ним оставался свободным. Козлянинов пояснил, что мичман Михаил Васильевич Карякин [20] в настоящее время на вахте, но позже придет непременно.
20
Судовой роли «Хотина» за 1782 год не найдено. Все названные здесь офицеры служили на корабле в разное время в период с 1774 по 1783 год. — Примеч. автора.
Кроме них, в кают-компании находились и другие люди. Они были одеты в зеленые кафтаны: корабельный секретарь, чиновник XI класса, штурман в ранге поручика и лекарь. С некоторым опозданием явился лейтенант артиллерии Дмитрий Никифорович Панов, командовавший на «Хотине» всеми двадцатью пятью орудиями. Его ярко-красный мундир с черным воротником, лацканами и обшлагами заметно выделялся среди прочих.
Панов оказался человеком общительным. Он взял на себя обязанность развлекать прелестную гостью светским разговором и преуспел в этом. Много фантастических, придуманных для смеха и оживления беседы подробностей поведал он Анастасии, описывая события минувшей войны с турками и действия орудийной прислуги на флагманском корабле. Остальные участники застолья, переглядываясь, изредка вставляли в его речь отдельные фразы, если Панов завирался особенно лихо.
Аржанова решила выступить в роли доверчивой и благодарной слушательницы. В нужных местах она восклицала: «Ах, как интересно!», «Не может быть!», «Замечательно!», поощряя лейтенанта артиллерии к дальнейшему повествованию. Козлянинов посматривал на вдову подполковника с удивлением. Он-то знал, что молодая женщина разбирается в устройстве гладкоствольных пушек, заряжаемых с дула, а также лично знакома с недавними союзниками турок в войне против России — крымскими татарами.
Мичман Карякин, молодой человек приятный во всех отношениях и весьма застенчивый, давно сидел за столом. Жареная курятина была съедена, пиво из четырех полуторалитровых штофов выпито. Кают-юнги внесли в помещение три фонаря, потому что за бортом корабля наступали сумерки. Посмеявшись над очередной сногсшибательной военно-морской шуткой, Флора встала. С милой улыбкой она поблагодарила Панова за смелые его выдумки про артиллерию, всех остальных — за чудесный вечер. Люди они с Мещерским сухопутные, далее продолжала Аржанова, от того чувствуют некоторую усталость от беспрестанного движения корабля по волнам и хотели бы покинуть общество. Моряки поспешно поднялись с мест и поклонились гостье. Капитан бригадирского ранга вызвался проводить ее до каюты.
В коридоре он предложил Анастасии руку, однако повел не налево, а направо, толкнул тяжелую дверь и так очутились они в капитанских апартаментах. Им навстречу шагнул коренастый белобрысый человек воинственного вида, с густыми бакенбардами, но без усов, в куртке и широких штанах. На ремне сбоку висел у него длинный морской кортик в кожаных ножнах.
— Bob, these people are my guests, — сказал ему Козлянинов.
— Yes, commander, — кившул тот.
— I think, two wineglasses with our benediktin will be the best treat to them.