Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона
Шрифт:
— Так кого же мне послать к нему, упрямому и хитрому византийцу? — топнул порыжелым сапогом, которым откинул здесь, во дворе Кремля, верно, не одну головешку. Тут не камин какой-нибудь: летели не то что поленья — горящие бревна!
Вызвал Лористона.
— Вас тоже Александр успел сделать русским? — не дал собраться с мыслями бывшему последнему послу. — То-то… Поедете в ставку Кутузова и потребуете пропуск в Петербург. Я напишу письмо.
— Прошу прощения, ваше величество. Вы уже изволили отряжать к императору Александру не одного уполномоченного. Однако, насколько мне известно,
— Что? Извольте выполнять поручение. Мир! Слышите, Лористон? Мир любой ценою, иначе все мы здесь превратимся в головешки или в ледяные столбы, — вспомнил он слова Мюрата и выругался.
В бывших царских покоях водворилась зловещая тишина. Было слышно, как там, снаружи, вдруг забарабанил спорый осенний дождь.
Император вновь бросился к окну и распахнул его настежь, забыв о сквозняках, пахнущих гарью.
— Дьявол побери эту стужу и эту страну! Вы слышали, Лористон, что русские уже перерезали наши коммуникации дважды — в герцогстве Варшавском и между Вильной и Минском? Их Дунайская армия соединилась с северным, петербургским корпусом. А что это означает для нас, Лористон? — Легким и скорым шагом Наполеон подошел вплотную к бывшему послу.
— Полагаю, на какое-то время могут осложниться снабжение армии и наши сношения с Парижем, — нерешительно произнес он, мучительно стараясь понять, к чему клонит император.
— Это означает, граф, что вы немедленно должны ехать, чтобы привезти мне мир. Немедленно! Пока нас не отрезали вовсе от Парижа и не заточили в этом смрадном каменном мешке.
«Поездка Лористона — последняя попытка с моей стороны, — подумал Наполеон. — Если он не привезет желаемого ответа, я буду вынужден отдать приказ оставить Москву».
О чем забыл император Александр, но помнит его высочество Карл Юхан
Страшный московский поход завершился невиданной катастрофой. Из четырехсот двадцатитысячной Великой армии, перешедшей в июне Неман и из ста пятидесяти тысяч солдат, подтянувшихся в последующие месяцы из Европы, от Березины до Вильны дошла какая-нибудь сотня тысяч. Иначе говоря, одна шестая часть более чем полумиллионного войска.
А в Кенигсберге и вокруг него, куда устремились чудом уцелевшие, их насчитывалось едва тридцать тысяч. Вся чудовищная масса вооруженных людей, направленная Наполеоном в просторы России, погибла в сражениях или от морозов, голода и болезней, оказалась в плену.
Как когда-то в Египте, сам чудом спасшийся из готовившегося ему мешка на Березине, французский император бросил остатки армады и тайно, пряча на остановках лицо в воротник собольей шубы, некогда подаренной ему «братом и другом», императором Александром, устремился в Париж.
Он никогда не опасался за собственную жизнь. Полководец, доселе не знавший поражений, а тут проигравший целую грандиозную кампанию, все-таки не ощущал ее финал как собственный крах. Да он и не считал сие финалом. Он жаждал реванша. И потому спешил во Францию, чтобы там быстро набрать новую армию и не пустить русских в пределы Европы.
А русские войска меж тем на самый новый, восемьсот тринадцатый, год вступили в Вильну, перешли границу и устремились к Висле.
Впереди, добивая остатки
Главные же силы, ведомые Кутузовым, сильно отставали. Да и они, почти как неприятель, лишь условно могли называться армиею. Светлейший повел за собою из лагеря под Москвою без малого сто тысяч, в Вильну же пришло двадцать семь тысяч и пятьсот человек. И большинство потерь, как и у неприятеля, — за счет свалившихся от болезней, того же недоедания да и поморозившихся в пути.
А с чем перешли границу? Было шестьсот шестьдесят два орудия, потеряно же в пути четыреста двадцать пять. Так что, строго говоря, некому и нечем было совершать поход.
И все же движение было успешным. Уже в январе обложили Варшаву. Опасались: лишь бы австриец Шварценберг не решился на упорное сопротивление. Он же пригласил к себе русских парламентеров и взмолился:
— Сдам город безо всякого боя. Об одном лишь прощу: подойдите поближе и окружите мой корпус плотным кольцом, чтобы французы видели, что вынудила безысходность.
Сдав Варшаву, бывший Наполеонов союзник объявил с русскими бессрочное перемирие и увел свои войска в Австрию.
Берлин достался Чернышеву, с ноября прошлого года уже генерал-майору и генерал-адъютанту. Ему пришлось за него биться с самим Евгением Богарне и брать, по сути, прусскую столицу дважды.
Генерал Чернышев привел за собою русско-немецкий корпус генерала Вальмодена. Вернее, самое его ядро. Потому что и те батальоны, которые удалось сформировать на берегах Балтики, пришлось бросить в сражения, когда беда еще висела над Россией.
Однако правильно когда-то рассчитал Чернышев, еще в Ганновере впервые высказывавший Вальмодену и Теттенборну мысль о создании немецкого легиона и пополнении его за счет волонтеров уже в Германии. После освобождения Берлина стали открываться вербовочные пункты, куда потянулись добровольцы — немецкие юнцы и отставные офицеры, горевшие желанием стать под ружье.
Пока Наполеон не собрал еще новых сил, возникал самый удобный момент для того, чтобы наследный шведский принц высадился со своею армиею на севере Германии и, как было условлено в финском городе Або, очистил от французов Балтийское побережье.
Марта месяца семнадцатого числа бывший французский маршал Бернадот, ныне принц Карл Юхан, отослал императору Александру послание:
«Государь. В последнем письме, которое имел честь направить вашему императорскому величеству, я сообщил о своем намерении предпринять экспедицию в Померанию. С того времени события приняли такой оборот, что считаю необходимым ускорить этот поход, чтобы упрочить быстрые победы вашего величества. Если не помешает ветер, поход начнется завтра утром. В состав войск входит шесть тысяч пехотинцев, несколько эскадронов конницы и четыре батареи. Командующему генералу Сандельсу отдан приказ собрать под его знамена ландвер и всю без исключения молодежь в возрасте от 21 до 23 лет, чтобы сформировать корпус из 14 тыс. солдат.