Тайный бункер абвера
Шрифт:
Разведчик встрепенулся:
– А мы можем устроить им отдельный стол?
Начлагеря нахмурила брови:
– Я понимаю, товарищ Шубин, что вам надо любыми способами добиться от Шульца откровенности, но так и знайте, что этого кумовства и подхалимства не одобряю. Во-первых, у нас нет средств кормить его по-особенному, во-вторых, после такого этот Шульц точно почувствует себя важной птицей.
– Нет, нет, – заторопился Глеб, желая объяснить свою задумку. – Я вот знаете что подумал. Ведь пытали Шульца уже, разными способами пробовали выведать информацию. Только он понимает, что пока не выдал ее, не признался, его никто жизни не лишит, не расстреляет. А вот если его до смерти напугать, так, чтобы он понял, вот она, смерть, совсем рядом. И чтобы рядом оказался спаситель, врач. Он такому человеку сразу начнет доверять.
– Мысль хорошая, это я вам как врач говорю. – У женщины мелькнула тень улыбки на лице. – Но все больше слова, а что конкретно требуется от нас? Я почему вас тороплю, товарищ капитан, ведь скоро дежурные придут на перерыв и говорить вот так открыто мы с вами не сможем. Я вас представлю как нашего нового лагерного врача. Девчата, конечно, хорошие, но и любопытные, соскучились по общению. Так что готовьтесь, завалят вас вопросами. Потому и тороплю вас с решением.
Шубин зачастил сразу, не подбирая уже слова:
– Кашу отравить я хочу, это я когда с водителем ехал, мне мысль пришла… в общем неважно. Надо отдельный паек Шульцу приготовить и отравить его, не сильно, но так, чтобы он попал в лазарет, чтобы испугался. Здесь немцу окажут помощь, лечение, ему легче станет, и он тогда расслабится. Сменить надо условия, давление убрать, чтобы Шульц решил, что мы к нему потеряли интерес.
Собеседница едва успела кивнуть:
– Поняла вас, я знаю, как это устроить.
Как вдруг дверь скрипнула и с шумом ввалились в избу три девушки в огромных ватных куртках, штанах и сапогах. Их шумный разговор мгновенно стих при виде незнакомца. Охранницы лагеря с любопытством рассматривали Глеба и не решались шагнуть к печи. Мария Трофимовна принялась натягивать верхнюю одежду.
– Познакомьтесь, наш новый врач, товарищ Шубин. Прошу любить и жаловать. Проходите, не стесняйтесь, чай горячий стоит на печи. Пряник в честь именин, каждой по кусочку. А вы, товарищ Шубин, – она указала на проем, прикрытый светлой занавеской, – проходите в лазарет. Вещи там свои разместите, осмотритесь. На вечерний обход пойдем вместе, покажу вам лагерь.
Шубин молча кивнул, его одолела новая волна смущения от любопытных взглядов. Девушки молча принялись за дело, гремели ведрами, плескали водой, посматривая время от времени на прибывшего блестящими от интереса глазами. Чтобы никого не смущать своим присутствием, разведчик прошел за белую занавеску, что отделяла дежурную часть от отделения лазарета.
Здесь его встретила чистота: доски нескольких грубых лавок, заменявших кровати, были оттерты до желтизны, в углу на самодельном столе лежала куча выстиранных отрезов ткани для перевязок да сияли прозрачными боками несколько банок и пузырьков с лекарствами. Шубин присел на лавку, прислонился спиной к теплой от печного жара стене и вдруг мгновенно задремал под мирные звуки – плеск воды, шепот тонких голосов, мерное взвизгивание пил в глубине территории.
Проснулся разведчик от касания чего-то прохладного ко лбу, вскочил и тут же сжался от боли, пронзивший ноги. Знакомый голос в темноте спокойно приказал:
– Тише, Глеб, не пугайтесь. Это я, Мария Трофимовна. Пришла вас проведать, а вы горите от лихорадки. – Ее пальцы вдруг ловко стянули сапог за голенище, коснулись пульсирующих огнем рубцов. – Так, на второй ноге то же самое?
Шубин вцепился во второй сапог, не давая его снять проворной женщине:
– Не надо, я… пройдет… подождать надо. Почти уже зажило.
Голос в темноте стал суровым, чиркнула спичка, и вспыхнул огонек керосиновой лампы. Мария Трофимовна строго смотрела на разведчика:
– Я отвечаю за сотни людей, в том числе и за их здоровье. В том числе за ваше. Уж вы-то военный, взрослый человек, ну не ведите себя как ребенок. Думаете, легче мне будет, если вы тут свалитесь с воспалением, вместо того чтобы выполнять задание?
Шубин покрутил головой, как хорошо, что в избе уже темно и начлагеря не видит, как горят от стыда его щеки. Свистельникова отвернулась к столу, принялась греметь склянками, стучать камнем, разминая какую-то темную массу на дощечке.
– Снимайте брюки, задирайте кальсоны.
Глеб снова открыл было рот, чтобы запротестовать, но Мария Трофимовна отчеканила, не поворачивая головы:
– Это приказ, а я на данный момент ваш начальник. Не забывайте, мы все-таки в армии. – Она принялась укладывать темную массу на белую ленту перевязки. – Ничего страшного, просто заживляющий компресс из трав, приходится из-за дефицита медикаментов прибегать вот к таким древним методам. Утром сможете компресс снять и обмыть ноги. Теплая вода всегда есть в ведре на печи. Неделя компрессов – и ваши раны заживут, а ноги перестанут беспокоить.
Шубин медленно задрал штанины и отвернулся. Женщина принялась наматывать и фиксировать ленту на его икрах, тихо поясняя:
– Сейчас мы идем на вечерний обход, как раз в барак с офицерским составом, где содержится Шульц. Я приготовила для него особенный ужин, ничего ужасного, но небольшое отравление ему обеспечено. Ночью охрана отведет его к вам, на столе я оставляю слабый раствор марганцовки – дайте ему выпить и помогите, когда начнется рвота. Марганцовка сработает, и организм очистится. Я останусь ночевать здесь, в лагере, на всякий случай. – Она разогнулась и шагнула к выходу из комнаты. – Ну все, закончили, можете одеваться. Жду вас на крыльце. Накидывайте сверху куртку, они все огромного размера – вам тоже подойдет, сейчас вечерами очень сыро.
– Спасибо, спасибо вам за все. – Шубин смог лишь горячо поблагодарить эту хрупкую женщину, которая помогла разведчику во всем, без единой просьбы позаботилась о еде для него, его здоровье, задании.
К сожалению, Мария Трофимовна его не услышала из-за звона металлических дужек ведер. Она насаживала на коромысло большие ведра с ломтями хлеба. Шубин кинулся к ней и перехватил груз. Женщина задумчиво проводила взглядом тяжелые ведра, а потом вдруг расплылась в улыбке:
– Представляете, совсем забыла, каково это – быть слабой. Привыкла все сама и сама, даже не поняла, чего это вы кинулись ведра у меня выдирать из рук. – Она вдруг задорно крутанулась на пятке, закуталась в большую куртку, снятую с гвоздя у двери, и затопала тяжелыми сапогами к крыльцу. – Совсем забыла ведь! У меня муж под два метра, никогда даже авоську из магазина не разрешал нести. А беременную на руках в консультацию носил, представляете?! Потому что у меня ноги отекали и в туфли не влезали. Представляете?! Как я могла такое забыть! Как будто много-много лет назад это со мной было, словно во сне.