Тайный фронт против второго фронта
Шрифт:
Буллит немедленно принялся действовать. В своей резиденции в Шантийи он организовал встречу Линдберга с французским министром авиации Ги ля Шамбром — человеком, который активно поддерживал капитулянтскую позицию министра иностранных дел Жоржа Боннэ. Через ряд посредников ля Шамбр был связан и с главным агентом Гитлера в Париже Отто Абецом. Сообщения Линдберга очень устраивали министра авиации, так как он уже располагал такими же «устрашающими» данными от генерала Виллемена — командующего французскими ВВС, перед которым Геринг умело устроил демонстрацию военно-воздушной мощи рейха.
«Данные» Линдберга и Виллемена были сообщены Боннэ и Даладье (по оценке английского дипломата сэра Эрика Фиппса, «Боннэ рухнул»), В свою очередь, Буллит направил соответствующий доклад в Вашингтон, копия которого пошла в Лондон послу Джозефу Кеннеди.
Но Линдбергу этого было недостаточно. Он
«Лондон. 22 сентября 1938 года.
Дорогой посол Кеннеди!
Этим письмом я подтверждаю и уточняю сделанное Вам мною вчера заявление о военной авиации в Европе.
Без всякого сомнения, германский авиафлот сейчас сильнее любого другого флота в мире. Темп роста германской военной авиации в течение последних лет не имеет себе равных. Я уверен, что германские воздушные силы превышают вместе взятые силы всех европейских стран и что они будут неуклонно увеличивать свое превосходство. Считаю, что германские заводы сейчас способны выпускать 20 тысяч самолетов в год. Нынешнюю продукцию оценить трудно, но, по наиболее надежным данным, она равна 500–800 самолетам в месяц. Качество германских аппаратов отличное…
Я считаю, что цивилизация никогда не находилась в таком кризисе, как сейчас. Германия, если захочет, способна разрушить Лондон, Париж и Прагу. Англия и Франция, вместе взятые, не имеют достаточного количества военных самолетов для эффективной обороны и контратак… Франция производит 50 самолетов в месяц, Англия — 200…»
На миг прервем поток линдберговских запугиваний. Конечно, германская авиация была сильным оружием агрессии. Однако к 1938 году Германия располагала примерно 4 тысячами машин (Англия — более 3 тысяч, Франция — около 3 тысяч). Даже хорошо информированная британская разведка (да и сам Трумэн Смит) давали куда более низкие, чем Линдберг, цифры. Однако смысл рассуждений Линдберга состоял вовсе не в сообщении «разведывательных» данных об армадах Геринга. Он сводился к следующим политическим выводам:
«Мне кажется существенно необходимым любой ценой избежать в ближайшее время общей войны в Европе. Я уверен, что нынешняя война легко приведет к гибели европейской цивилизации…Общеевропейская война, как я убежден, приведет к тому, что коммунизм захватит Европу и такая война пойдет на пользу России. Поэтому я считаю, что гораздо мудрее будет разрешить Германии ее экспансию на Восток…Мы должны признать, что немцы — великий и способный народ. Военная мощь сделала их составной частью европейской цивилизации, которую они способны либо разрушить, либо защитить».
Вот он, «длинных речей краткий смысл»! Можно впрямь подумать, что Трумэн Смит вложил Линдбергу в уста слова, которые слышал в 1922 году от Людендорфа и Гитлера. Однако Линдберг сам был достаточно антикоммунистически настроен, чтобы усвоить и главный тезис сего, с позволения сказать, мировоззрения: надо направить агрессию на Восток.
Конечно, трудно утверждать, что в данном случае существовал прямой сговор, ведший от Геринга через Линдберга к Буллиту и Кеннеди. Однако объективно их действия шли в одном реакционном фарватере того периода, когда основные усилия международного антикоммунизма были сосредоточены на том, чтобы не допустить объединения антигитлеровских сил и эффективного отпора Гитлеру при прямом участии Советского Союза. Буллит наряду с Кеннеди был ярчайшим представителем той американской политической школы, которая рассматривала грядущую войну лишь как составную часть борьбы за американское господство. Он писал Рузвельту еще в 1935 году: «Я не ожидаю войны в ближайшем будущем. Однако если она начнется — при условии, что мы не втянемся в нее с самого начала, — мы окажемся в прекрасном положении, дабы помочь восстановлению того, что останется от Европы». И далее: «Если разразится война, мы наверняка не примем в ней участия с самого начала… Но мы ее закончим».
В период вызревания мюнхенского сговора вызревали и те нити, которые связывали промышленные и политические группы США и Германии во время войны. Сюда относится связь США с «консервативной оппозицией» в Германии, то есть с группой Гёрделера — Бека, ставшей впоследствии основой заговора 20 июля 1944 года против Гитлера. Этот канал, сперва установленный английским дипломатом Ванситтартом, вел также (через немецкого промышленника Роберта Боша) к государственному секретарю США Хэллу. Один из основных документов Карла Гёрделера, составленных в 1938 году и получивших в Вашингтоне условное наименование «серия Икс», был
Следует отметить, что по военно-разведывательным и иным каналам политическое руководство США было достаточно хорошо информировано о положении в Германии и о целях Гитлера. Не говоря уже о том, что в числе лиц, посещавших самого Гитлера, было немало американцев (в 1933–1937 годах Гитлер принял около 100 визитеров, в том числе 27 — из США); США располагали хорошей сетью наблюдения в Берлине и по всей стране. Приведем такой факт: содержание важнейшего совещания Гитлера с руководителями вермахта от 5 ноября 1937 года, на котором были определены цели предстоящей войны, через месяц (!) стало известно Рузвельту. Информацию для президента собирали его личные эмиссары, в первую очередь Донован. Часто в Германии бывал и канадский мультимиллионер У. Стеффенсон — личный представитель Черчилля и друг Донована. Стеффенсону в Берлине откровенно рассказывали о планах нападения на СССР.
Нельзя забывать: вторая мировая война родилась задолго до того, когда развернулись первые сражения — тогда, когда одни политические деятели не смогли, а другие не захотели воспрепятствовать утверждению гитлеризма у власти в Германии и последующему укреплению его позиций. Прелюдией к трагедии сороковых годов были годы тридцатые, когда ведущие монополистические группировки основных стран Запада пытались осуществить пресловутую политику «канализации» германской агрессии на восток. Ее символом стало Мюнхенское соглашение. Напомню: в сентябре 1938 года Англия и Франция вступили в прямой сговор с державами фашистской «оси» — Германией и Италией. Конкретно он касался судьбы суверенного европейского государства — Чехословакии, к которой гитлеровская Германия предъявила наглые претензии — отдать часть чехословацкого государства. Вслед за аншлюсом Австрии (март 1938 года) претензии к Чехословакии были очередным шагом в осуществлении заговора против мира, разработанного германским империализмом. Тем самым в 1938 году шла речь не только о Чехословакии, а о мире во всей Европе. Будет ли остановлен Гитлер? — спрашивала европейская общественность. К этому призывала и Советская страна, которая была готова выполнить свои союзнические обязательства. Однако западные державы пошли иным путем — путем уступок и сговора. Втайне от СССР было подготовлено и созвано в Мюнхене совещание четырех держав, предавшее Чехословакию и нанесшее непоправимый удар по делу сотрудничества стран Европы против надвигавшейся войны.
США формально не участвовали в сделке. Однако известное послание Рузвельта от 26 сентября 1938 года, в котором он призывал к «мирному урегулированию» вопроса, удовлетворило Чемберлена, а не народ Чехословакии, готовый с оружием в руках защищать свою страну. Американские «умиротворители» были довольны Мюнхеном: поспешно прибывший в Вашингтон Буллит заверил, что у Англии и Франции якобы не было иного выхода, ибо иначе Гитлер «разбомбил бы Париж и Лондон». Однако для Рузвельта были ясны и далеко идущие последствия Мюнхенского соглашения, которое практически открывало путь германской агрессии. Когда из поездки в Лондон вернулся в США ближайший единомышленник президента Бернард Барух, то Рузвельт поручил ему сделать заявление, в котором была поддержана сделанная в эти дни Черчиллем резко критическая оценка Мюнхена как «тотального поражения». Барух добавил:
— Я надеюсь, что мы никогда не окажемся в таком унизительном положении, в котором оказался Чемберлен. Мы должны быть в состоянии защищаться сами…
Увы, далеко не все в Вашингтоне разделяли это мнение. Сложная борьба политических тенденций и острые противоречия как в кругах монополий, так и в правительстве тормозили переход США на позиции открытой и последовательной борьбы с германской агрессией.
В году тридцать девятом
Год 1939-й справедливо считается своеобразным зенитом тайной дипломатии Запада в преддверии второй мировой войны. Не только министры и послы, но десятки тайных и сверх-тайных посланцев сновали между европейскими столицами, пытаясь разгадать замыслы «другой стороны», ввести ее в заблуждение, блефовать, уговаривать, обманывать…