Тайный любовник
Шрифт:
Когда солнце скользнуло за макушки деревьев на западных холмах, он понял, что ждать бессмысленно. Тем не менее он не мог заставить себя уйти, а продолжал следить за тем, как растут, удлиняются и становятся глубже тени развалин, накрывая дикие цветы, которыми он любовался днем. Он смотрел на букет, собранный им для Софи, и видел, как тот вянет, никнет, умирает. Он хотел получше запомнить полученный урок, донести разочарование до дома чистым и незамутненным, чтобы еще и еще поразмыслить потом над своим безрассудством. Он надел лучшую свою пару, тщательно вычистив накануне
Полезно было думать об этом, полезно ощущать жгучую волну унижения. Никогда он не забудет этого урока, и воспоминание сослужит ему добрую службу, если опять появится искушение поверить в мираж.
Однако злости он не испытывал. Это он повторял себе всю дорогу домой. Злость была бы излишним, неуместным чувством, несовместимым с его решимостью закончить доклад о «Калиновом», который был почти готов еще три дня назад.
Он ничего не добавил к тому, что видел собственными глазами, но ничего и не убавлял. Сухим языком фактов он описывал все, что на руднике могло угрожать жизни и здоровью шахтеров, причем только то, в чем лично удостоверился за недели работы под землей.
Когда пришел Джек, Коннор складывал листы доклада и засовывал их в конверт. Он и не заметил, что уже так поздно; он работал при свече, а теперь на улице было темно, как в забое, давно пора было зажигать лампу.
Джек улыбался, но выглядел усталым. Войдя, он устремился прямо к кровати.
– Ну, как провел день с хозяйкой рудника? А? Быстро рассказывай, у меня тоже есть чем поделиться.
– Начинай ты, потому что мне рассказывать не о чем. Она не пришла.
– Что? Вот черт!
Коннор пожал плечами с притворным безразличием, которое не обмануло Джека.
– Я предполагал, что она может не прийти. Мы так неопределенно договорились.
– Неопределенно? Какого черта! – возмущенно воскликнул Джек, злясь на него. Всю жизнь Джек неизменно принимал близко к сердцу все, что с ним случалось, и Коннор считал это само собой разумеющимся, но сейчас он нуждался в поддержке и верности брата и был признателен ему за них.
– В любом случае это кончено раз и навсегда. Так что нечего об этом и говорить.
– Нечего и говорить? Ну, как знаешь, Кон. – Бросив косой взгляд, он удостоверился, что с братом все в порядке.
Коннор отложил конверт в сторону и рывком повернул стул, чтобы оказаться лицом к Джеку.
– А чем ты занимался? Вид у тебя такой, будто ты что-то натворил.
– Нет, но пытался. Помнишь девчонку, с которой я болтал на благотворительном базаре? Сидони ее зовут. Сидони Тиммс. Небось никогда не встречал девчонки с таким именем,
– Она работает молочницей на ферме в Линтон-холле.
Синие глаза Джека округлились.
– Откуда тебе известно?
– Слышал. Мисс Дин упоминала.
– Да, все правильно, она там работает, а сегодня воскресенье, и у нее выходной. И как ты полагаешь, кто провожал ее после обедни?
Коннор закинул руки за голову и устало потянулся.
– Ты, конечно, кто же еще. И что же ты такого натворил, что теперь беспокоишься?
– Ничего такого, что ты мог бы предположить своей дурной башкой. Мисс Тиммс выше твоих грязных подозрений.
– И твоих тоже, полагаю. Так, значит, ты обращаешься к ней: мисс Тиммс, да?
Джек ухмыльнулся.
– Обращался, утром. Днем она уже стала для меня просто Сидони. Сидони, – произнес он с придыханием и повалился на кровать. – Знаешь, отчего она прихрамывает?
– А она прихрамывает? Не обратил внимания.
– Как же ты не заметил? Да, она хромает, но не так ужасно, как ей кажется. Это папаша постарался, покалечил ее в детстве, когда бил. Викарий забрал ее от него и устроил в доме лорда Мортона, тогда он звался Д'Обрэ. Так что теперь она вольная и храбрая, как разбойница.
– Вижу, она тебе по душе.
– О, Кон, еще как. Она умница, у нее доброе сердце, и мне нравится, как она смотрит на меня из-под своих длинных черных ресниц, улыбаясь, словно идет рядом с настоящим джентльменом. А с каким достоинством держится!
– Кто-нибудь еще ухаживает за ней?
– Гм! – нахмурился Джек, – Ухаживает. Парень по имени Уильям Холиок. Линтонский управляющий. – Он сел на кровать и с ожесточением потер костлявые колени. – Но он стар, ему лет сорок, а ей нет двадцати. Я не принимаю его в расчет.
– А она принимает?
Джек простодушно посмотрел на Коннора.
– Она очень хорошо относится к нему, понимаешь, поскольку он добр к ней. Я думаю, для нее это скорее дружба и признательность. А для него…
– Он ее любит. Джек пожал плечами.
– Не могу сказать наверняка, не знаю. Я его не видел и не имею такого намерения. Я его, – с нажимом повторил он, – не принимаю в расчет. – Он медленно поднялся, как бы в шутку преувеличенно тяжело вздохнув, но Коннор знал, что так он маскирует действительно плохое самочувствие. – Что ты там кропаешь? Очередное письмо Радамантскому обществу?
– Да вот, доклад закончил.
– Не может быть! Так скоро? – Он насмешливо взглянул на Коннора, и тот отвернулся к столу. – Значит, в самом деле закончил? А не слишком ли ты поторопился, Кон?
– Поторопился?
– Да, по той причине, что она дала тебе отставку. – Коннор сердито посмотрел на него, и Джек шутливо поднял руки вверх. – Нет-нет, я не хочу сказать, что ты мало поработал под землей, мало фактов собрал, или что сомневаюсь в твоих способностях, – она и ее рудник у меня в печенках сидят. Я хочу сказать…
– Знаю я, что ты хочешь сказать. Ответ будет – нет. Я работал добросовестно.
– Ну, конечно, ты такими вещами не занимаешься. Это я способен на такое, но ты – никогда. Извини.