Тайный обожатель
Шрифт:
– Ну так не честно, ты же огромный... – жалобно, как запрос о капитуляции, простонала она.
Но как только Хастад ослабил хватку, Олин локоть безжалостно проехался по великаньим рёбрам туда-сюда вверх-вниз. А вдобавок освободившаяся коварная женская рука снова ущипнула сверхчувствительный сосочек.
Хастад перевернулся на живот и прикрыл сокровенное.
Оля проворно залезла на великанью спину и указательными пальцами обеих рук ткнула Хастаду в бока.
– Пи-ип! – сопроводила она свои злодеяния.
– Уй! Ой! Ай! –
Оля прыгала на спине великана, как на родео, пока он дрыгался.
– Ма? Па? Диёте? – спросил разбуженный шумом Хас. Что означало: «Мама, папа, вы дерётесь?»
Хас из-за особенностей развития речи не мог чётко выговаривать звуки. Но Оля и Хастад без труда понимали сына.
– Это мы в шутку, – ответила Оля. Она слезла с великана и подошла к кроватке сына.
– Сикока? – спросил Хас, что означало: «Щекотка?»
– Да, мы играли в щекотку, – улыбнулась Оля. – Хочешь, я и тебя пощекочу?
– Не! – замотал головой ребенок. – Я пи-пи!
С кровати поднялся измученный и всё ещё опасающийся нападения Хастад.
– Я посажу его на горшок, – сказал он Оле. – Только больше не надо, ладно?
Оля, довольная победой, отправилась готовить завтрак.
***
Раздавшийся вширь на жирной рыбке Миша променял всех медведиц тайги на сытую жизнь. Гон прошёл мимо него. Он так и остался жить на участке возле дома.
Хастад пробовал не кормить медведя, но тот так душераздирающе выл под окнами и буянил во дворе, что невозможно было уснуть.
Оле пришлось задвинуть в дальний угол планы выращивать на участке зелень. Что толку? Косолапый всё вытопчет.
Агрессии довольный жизнью Миша не проявлял. Разве что хулиганил от скуки – разбрасывал дрова, пытался проникнуть в баню, рыл ямы в земле, пытался сделать подкоп под дом. Хастад гонял Мишу по двору за проделки, но тот игнорировал нравоучения.
Подкопы с разных сторон дома продолжились, и Хастад придумал сделать для Миши личный домик. Получилась этакая огромная будка для пса-переростка.
Мишино жилице вплотную примыкало к торцовой стене избы и в высоту было в человеческий рост. Вместо узкого входного окошка был широкий проход, завешанный мешковиной. Внутри Хастад насыпал соломы и устелил сверху ту же мешковину.
Медведь оценил домик и с важным видом занял его. С того дня подкопы и попытки взломать дверь в баню прекратились.
***
В начале июня судьба подкинула в великаний дом ещё одного питомца.
Ураганом с высокой сосны сорвало воронье гнездо. Выжил только один ещё не оперённый птенец, и Хастад притащил его домой.
– Это ещё кто? – уставилась на спасённого бедолагу Оля.
– Птенец ворона. Вот, спас его. Будем теперь выкармливать, – ответил великан.
У малыша было травмировано крыло. Кончик висел на одном сухожилии и тонюсеньком кровяном сосудике. Хастад вооружился клеем для порезов, провёл
Первые два дня воронёнок боялся разевать рот и выпрашивать еду. Приходилось силой открывать ему клюв и запихивать еду.
Птенец быстро оклемался, привык и теперь ежедневно в половине пятого утра будил всех своим раздражающим гортанным: «Кра-а-а-а!»
Хас дружелюбно относился к новому питомцу, помогал папе кормить его кашей на воде, варёными яйцами и мясом. А ещё Хас пытался говорить с птенцом на его языке и придумал ему имя: Карл.
С каждым днём трубочки будущих перьев у Карла вытягивались всё длиннее, характер становился наглее, а голос громче. Вскоре воронёнок оброс иссиня-чёрными перьями и по-хозяйски расхаживал по всему дому, оставляя после себя «жидкие лепёхи».
Но, как бы Оля ни ворчала, Хас очень прикипел к Карлу.
Когда Хас ползал по полу, катая машинки, Карл бегал следом и легонько клевал ребёнка за пятки. Хас ойкал, хихикал и тянулся пальцем, чтобы щёлкнуть птицу по наглому клюву.
Вскоре Оля не выдержала постоянных карканья и «сюрпризов» на полу. К тому же Карл повадился воровать еду со стола. Момент он выбирал всегда удачный, когда все отвернулись. Три взмаха крыльями – цап! – и добыча в когтях.
Последней каплей стала воронья какашка в Олиной чашке с чаем.
– Хастад, я зажарю твою курицу! – завопила Оля на весь дом.
На кухне тут же материализовался великан.
– Чего ты нервничаешь из-за всякой ерунды? – спросил он.
– Ерунды?! – как на предателя, посмотрела на него Оля. – Я кое-как привыкла к твоему жирному Мише! Терпела это круглосуточное карканье! Но это!.. Это! – она указала пальцем на осквернённую Карлом чашку.
– Ты его не любишь, вот он тебе и вредничает, – вздохнул он и принялся мыть Олину чашку.
– Больше я его в доме не потерплю! Он уже вырос! Пусть живёт на улице, – всё ещё раздосадованно сказала Оля.
– Ладно. Сколочу ему домик, – сдался великан.
Домик для второго питомца разместился прямо под сводом крыши, рядом с крыльцом. Пока Карл не научился хорошо летать, к домику протянули канатную верёвку, чтобы удобно было забираться лапами. Но спустя неделю верёвка стала не нужна ворону.
Утренние карканья продолжились уже на улице.
Если вовремя не покормить Карла, просыпался Миша, и вместе они устраивали голодный ор.
В такие моменты Оля вытаскивала из-под головы Хастада подушку и лягала великана по ногам, чтобы он скорее шёл кормить свою живность.
***
В конце июля настала пора черники и брусники. Особенно любила собирать ягоды Оля. Сбор даров леса погружал её в медитативное состояние, и это успокаивало.
Идиллию нарушали только комары и лосиные блохи. Те и другие умудрялись как-то игнорировать защиту от паразитов, пищали над ухом и норовили забраться под одежду.