Тайный посол. Том 2. Черный всадник. Шелковый шнурок
Шрифт:
– Спасибо тебе, Кучук. Я скажу визирю, что ты честно и самоотверженно служишь падишаху.
Потом Юрась подошел к Младену, Ненко и Якубу, которые стояли среди старшин, и поздравил их с поступлением на службу в его войско.
– Где твоя сестра, ага? И другая дивчина? Кажется, Стеха? – обратился он к Ненко по-турецки.
– Они у себя дома, эфенди, – ответил Ненко.
– Я хотел бы их видеть.
– Сейчас, эфенди?
– Да. Позови их!
Ненко пожал плечами и удалился. А через несколько минут вернулся со Златкой и Стехой. Девушки кутались в кожушки, а Златка к тому же, выдавая себя за турчанку, закрыла платком,
32
Яшмак (тур.) – буквально: платок молчания. Турчанки закрывали им большую часть лица, придерживая концы платка зубами.
Юрась внимательно посмотрел на девушек и как будто остался доволен. На его бледном лице появилась легкая улыбка. Он подошел к ним почти вплотную и сказал:
– Таких красавиц грех держать за закрытыми дверями! Надо почаще, девоньки, выходить на люди, и тогда, клянусь Аллахом, мы подыщем для вас таких женихов, каких не имеет ни одна дивчина в Немирове!.. Вы согласны с этим?
Девушки промолчали, не зная, что ответить. А гетман повел речь дальше:
– В воскресенье, в день моего рождения, я устраиваю праздничный ужин и приглашаю вас к себе. Я хочу, чтобы вы стали украшением этой вечеринки, а то мои вояки только и знают, что дуют горилку и хвастают своими победами на поле боя и над женщинами! Думаю, что в вашем присутствии они будут смирными, как ягнята; и галантными, как придворные шляхтичи польского короля… Я жду вас, красавицы!
– Спасибо, – прошептала Стеха посеревшими от страха губами, понимая, что отказ оскорбил бы гетмана и навлек бы на них его гнев.
– Почтеннейший эфенди, – поклонился Ненко, обращаясь к гетману, – турецкой женщине не положено…
– Ты вздумал учить меня?! – вспылил Юрась, перебивая Ненко. – Я оказываю честь твоей сестре, по нашим обычаям!..
Юрась еще раз окинул взглядом девушек и махнул рукой, позволяя уйти. Потом, отдав распоряжение, где разместить новый татарский отряд, отпустил всех, кроме личной охраны.
– А теперь – к яме! – коротко кинул он. – Если кто пришел с выкупом, пусть войдут в крепость.
6
Яма была рядом, посреди площади. Из-под широких, покрытых изморозью камышовых матов, поддерживаемых длинными сосновыми жердями, поднимались клубы пара. Пахолки быстро оттянули один мат в сторону и спустили вниз лестницу.
Юрась остановился у самого края ямы. В нос ему ударил такой тяжелый дух, что он отпрянул. Из глубины донесся глухой шорох, послышались стоны, хриплые простуженные голоса. В полутьме ему удалось рассмотреть внизу темные фигуры, обросшие, изможденные лица. Одни узники стояли, другие, обессиленные, измученные пытками, лежали на ворохе мокрой зловонной соломы и дрожали от холода. Зло и страшно блестели воспаленные глаза.
На время в яме установилась тишина. Потом вдруг вверх потянулись грязные скрюченные руки.
– Ясновельможный пан гетман! Смилуйся! За что такие мучения?
– У меня нет никакого золота! Хоть убей – нету! Напрасно истязаешь…
– И у меня нету! Это злой наговор. Какой я богатей – одна слава осталась… Было когда-то, да все сплыло… Отпусти, пан гетман!
Юрась сердито топнул ногой.
– Молчать! – Глаза его горели, как угли, а лицо еще больше побледнело – даже мороз не смог вызвать на нем румянец.
Пахолки привели от ворот трех женщин. Они опустились перед гетманом на колени.
– Смилуйся, батюшка!
– Не губи наших мужей!
– Будь доброй душой! Отпусти их с Богом!
Юрась кивнул, чтобы они поднялись, а потом строго спросил:
– Выкуп принесли?
– Принесли, батюшка! Принесли! Все, что имели!
– Кладите сюда! – Он снял с ближайшего пахолка шапку и протянул перед собой.
Младен незаметно толкнул Ненко локтем: гляди, мол!
И вправду гетман сейчас походил на нищего, который просит милостыню, но сам он не замечал этого, а личная охрана неподвижно застыла позади него и ничем не проявляла своих чувств.
Одна из женщин достала из-за пазухи узелок, развязала его и, держа на левой ладони, правой рукой начала медленно, словно считая, хотя у нее и в мыслях этого не было, бросать в шапку монеты, перстни, сережки. Закончив, скомкала платок в кулаке и сквозь слезы умоляюще посмотрела на Юрия.
– Фамилия! – коротко процедил он.
– Бондаренко, батюшка… Василь Бондаренко.
Гетман нагнулся над ямой, крикнул:
– Бондаренко, вылазь!
Из ямы показалась всклокоченная рыжая голова мужчины средних лет. В волосах, бороде и усах – остюки злаков, солома. В покрасневших глазах – страх и ненависть… Мужчина медленно перевалился через перекладину лестницы и упал в снег, не имея сил встать на ноги. Женщина с криком кинулась к нему.
– Забирай его, баба! – махнул рукой Юрась и повернулся к следующей. – Дальше!
Бондаренчиха подняла мужа и, кланяясь и всхлипывая, повела его к воротам.
Вторая женщина, старая, высокая и худая, неуклюже поклонилась гетману. Вынула из кармана вытертого дубленого кожуха, очевидно с мужниного плеча, бархатный кисет, высыпала на ладонь несколько золотых и серебряных монет. Посмотрела на них равнодушно, а потом протянула свою черную ладонь чуть ли не под нос гетману. Юрась глянул на монеты, на женщину и поморщился:
– Мало!
Женщина не бросилась ему в ноги, не стала умолять и заламывать руки, не божилась, что это у нее все, что она смогла собрать у себя, у родных и знакомых, а продолжала неподвижно стоять перед ним, как давно высохшее дерево. Только тонкие бескровные губы судорожно кривились от горя и унижения, а из выцветших глаз скатились две скупые слезинки и, замерзнув на лету, упали в притоптанный снег. Так и стояла она, нескладная, высохшая, точно мумия, будто вовсе не слыхала короткого и острого, как нож, слова. А ее тонкая с узловатыми пальцами рука, вытянутая вперед, мелко дрожала, подобно ветке вербы под порывами ветра.
Младен закусил губу, чтобы не сорваться и не наговорить чего не следует. Якуб тяжело вздохнул. А Ненко подумал, что в недалеком прошлом сам он был очень похож на этого бессердечного человека, был таким же жестоким к чужим, незнакомым ему людям, бесчувственным к их слезам и горю. Ему стало стыдно за себя, и он мысленно благодарил судьбу за то, что все это осталось позади.
Наконец гетман почувствовал двойственность своего положения и подставил шапку под дрожащую руку.
– Бросай!.. Как фамилия, тетка?