Те, кого ты предал
Шрифт:
А позади меня раздавались ругательства одно смачнее и цветастее другого – это Саша все ещё пытался встать на ноги…
Но в конечном итоге ему это все же удалось. Потому что вскоре он меня нагнал, вцепился грязными руками в рукав моего платья…
– Значит, защитничка себе уже нашла?! – зло выплюнул мне практически в лицо. – О чем вы тут шушукались, пока я там извинялся перед гостями за твоё поведение?!
Я с отвращением попыталась вырвать у него свою руку, но не тут-то было.
– Я его видела впервые в жизни, - отрезала хлёстко. – И знаешь что?
Он опешил. А потом яростно дернул меня на себя, выдохнул сквозь зубы…
– Это, вообще-то, мой дом. И все тут – моё! Не забывай об этом, Настенька!
Я с невиданной для себя силой оттолкнула его и звук рвущейся ткани прошёлся по нервам, как разряд тока.
С оторванным рукавом и, что хуже всего – с разодранной в клочья душой, я произнесла напоследок только одно:
– Это мы ещё посмотрим.
И, не оглядываясь, торопливо направилась к дому.
Не в силах поверить, что именно с этим человеком прожила столько долгих и, как казалось, счастливых лет…
Может, все, что сегодня случилось – это просто кошмарный сон?
Но боль, поселившаяся слева, за грудиной, была настоящей. Так могло болеть только в реальности…
И с этим мне как-то предстояло отныне жить.
***
Глава 6
Первым делом я направилась к летнему душу, чтобы наскоро ополоснуться, несмотря на прохладу, опустившуюся на землю вместе с ночной темью.
Хотелось смыть с себя всю грязь этого дня – не только физическую, но и ту, невидимую, но такую ощутимую, в которую меня безжалостно окунули самые близкие, как я думала, люди.
Я зло терла кожу грубой мочалкой, но ощущала – от поселившегося внутри отвращения, от стоящего в горле омерзения мне не избавиться уже, наверно, никогда.
Он и она… Воображение живо подкинуло картинку того, как они… вдвоём… возможно, даже у нас дома, когда меня там не было… развлекались, и ни у кого из них, видимо, не было по этому поводу ни малейших угрызений совести…
В глазах закипели слезы от вопроса, всплывшего в голове помимо воли: почему я так мало значила для тех, кто значил для меня так много?..
Чувство тошноты усилилось. Проглотив его, я отбросила усилием воли все эти мысли и побежала в дом. Наскоро переоделась в самую простую одежду – старые джинсы и пуловер, и пошла туда, где я была сейчас нужнее всего…
Лиза уже спала, свернувшись комочком, прильнув головой к коленям бабушки. Антон же поднял на меня взгляд и сердце моё заболело: столько тревоги, непонимания и вопросов там сейчас было…
– Как ты тут? – спросила негромко, присаживаясь рядом с сыном на кровать.
Он отложил в сторону книгу, которую держал в руках, и, глядя на меня чересчур серьёзными для своих одиннадцати лет глазами, спросил:
– Папа теперь уйдёт к тете Кате?
Я понимала: ему нужен конкретный и честный ответ. Но у меня его попросту не было. Я пока и сама ничего не знала толком, хотя все уже, наверно, понимала.
Конечно, нам с мужем нужно будет нормально поговорить и все обсудить. Но сделать это мы сможем только тогда, когда оба будем готовы к нормальному диалогу. А не тогда, когда один набрасывается на другого с необоснованными, непонятными обвинениями. И, что самое поразительное во всей этой ситуации, обвинителем выступала вовсе не я.
– Я не знаю, - сказала ему единственную правду, какая сейчас у меня была. – Но обещаю – мы с тобой все обсудим, как только мне будет, что сказать. Ладно?
Сын кивнул. Конечно, мои слова ничуть его не успокоили, но что ещё я сейчас могла?..
– Я люблю тебя, - пробормотала, притягивая его к себе и целуя в макушку. – И это – главное.
Мы посидели в обнимку некоторое время, пока я не почувствовала: нам всем пора уже отдохнуть от всего безумия этого проклятого вечера.
– Мам, иди ложись, - произнесла я негромко. – Лиза спокойно проспит до утра.
Склонившись над дочерью, я поцеловала её в щеку и вместе с мамой вышла из комнаты, которую делили между собой дети.
Хотелось тоже упасть на кровать и просто уснуть. Но я знала, чувствовала: все, пережитое за последние часы, просто не даст мне этого сделать. Поэтому пошла не в спальню, а на кухню – мне казалось, где-то в аптечке должно быть успокоительное, которое, как я надеялась, хоть как-то поможет мне уснуть…
Оно и чашка хорошего чая.
Из кухни тянуло прохладной свежестью и ароматами майской ночи – давала о себе знать чуть приоткрытая дверь, которую мы оставляли в таком положении на случай, если наш кот все же соизволит прийти спать домой…
Глубоко вдохнув, я зажгла небольшой светильник – так, чтобы свет был не слишком ярким, и едва не вскрикнула, когда повернулась к окну и обнаружила, что я здесь не одна.
Муж сидел на табуретке, которую умело сколотил собственными руками – потерянный, понурый, кажущийся в этот момент абсолютно несчастным…
– Настя!
Он вскочил с места, сделал ко мне несколько шагов, я же, напротив, автоматически шагнула назад, неосознанно отстраняясь от того, кто причинил за один только вечер боли столько, что этого хватило бы и на целую жизнь…
Он в немой мольбе протянул ко мне руки, но дотронуться уже не посмел. Лишь проговорил отчаянно:
– Не уходи. Пожалуйста, не уходи.
Я безмолвно на него смотрела, не двигаясь навстречу, но и не отступая больше, сама не зная, как хочу сейчас поступить…
– Давай поговорим, - проговорил он быстро, горячо, словно боялся, что каждая секунда у него на счету. – Знаю, что повёл себя, как последнее дерьмо, но, умоляю тебя, давай нормально поговорим…
– Значит, теперь ты хочешь поговорить? – поинтересовалась с сарказмом, складывая на груди руки в защитном жесте. – Там, за столом, ты к этому совсем не стремился, как, впрочем, и в саду, а теперь что – созрел?