Те, кто приходят из темноты
Шрифт:
— Пожалуйста, — сказала девочка, и ее голос прозвучал тихо и испуганно. — Помоги мне. Это не я делаю.
— Господи, — пробормотала Рэйчел, протягивая к ней руки. — Ладно, ты победила. Только не нужно… этого делать.
Девочка сделала шаг вперед, вышла на свет и на секунду показалась не такой безумной, словно нож попал к ней в руки случайно, мама не заметила, как это произошло, пока они вместе готовили, но теперь она положит его на место.
— Обещаешь?
— Да, — сказала Рэйчел. — Я обещаю.
Девочка медленно отвела нож в сторону и осторожно улыбнулась. У нее
— Ладно, — заговорила Рэйчел все тем же спокойным голосом. — Все хорошо. Почему бы тебе не назвать свое имя?
Лицо девочки изменилось.
— А зачем тебе его знать?
— Я же должна знать, как к тебе обращаться, милая? Меня зовут Рэйчел. Вот видишь? Ничего страшного.
Теперь девочка держала нож небрежно, словно забыла о нем.
— Меня зовут Мэдисон, — сказала она. — Обычно.
— Замечательно. — Рэйчел улыбнулась. — Красивое имя. Мэдисон и Рэйчел. Теперь мы друзья.
Несколько мгновений девочка молча смотрела на нее, потом заморгала.
— Я и так знаю, как тебя зовут, — заявила она.
Она снова улыбнулась, но что-то изменилось. Как если бы все в ней — одежда, тело, лицо — не имело значения. Только глаза говорили правду. Внутри у Рэйчел все сжалось. Она попыталась отвести взгляд, но не сумела.
— Время, — сказала девочка, оглядывая Рэйчел, — не бывает добрым. Ты была безупречна, ты так мне подходила. Я даже стала жертвой небольшого увлечения — ты можешь такое представить? Ну ладно. Это было тогда, а мы здесь и сейчас. Ты должна кое-что понять, мисс Рэйчел. Ты слишком старая, и мы не друзья, а даже если бы и были друзьями, это не помешало бы мне тебя порезать. Так что тебе лучше меня слушаться.
Рэйчел кивнула. Она не знала, что еще делать.
— Хорошо, — сказала девочка. — Сейчас мы с тобой позвоним. Тебе будет интересно. Ну, по меньшей мере познавательно.
Пальцы девочки крепче сжали рукоять ножа, Рэйчел отвлеклась и заметила, что другая рука девочки метнулась к ее голове только после того, как было уже слишком поздно.
— Превосходно, — весело сказала Мэдисон, глядя на Рэйчел, которая без сознания лежала у ее ног. — А теперь посмотрим, как великий и ужасный Тодд Крейн любит свою дочь.
Глава 33
Я уже бывал здесь прежде. Множество раз эта сцена прокручивалась в моем сознании, но никогда не оказывалась такой же яркой, как в реальности.
Я находился в Лос-Анджелесе, сидел в темноте в старом кресле, окутанный запахом мусора, оставшегося от других людей. Сидел и ждал двух мужчин, чьи личности мне удалось установить благодаря проделанной детективной работе. Никогда прежде мне не удавалось добиться такого успеха. Эти люди побывали в местах, куда им не следовало входить, они воровали и совершили по меньшей мере два изнасилования и убийства. Я считал, что быть человеком — значит прежде всего быть социальным животным, и если ты не понимаешь, что нельзя входить в места обитания других людей без разрешения, то, хотя ты и относишься
Я понимал, что совершаю такое же преступление, как они и как те люди, что убили моего отца много лет назад далеко отсюда. Мне не разрешали входить в этот дом. Но даже если бы у меня был ордер на обыск, мне не следовало здесь находиться. Я должен был оставаться дома с Эми, которая была на грани отчаяния и нуждалась в моем присутствии. Тем не менее я здесь. Я не могу помочь горю Эми или своему горю, я уже испробовал все способы. Поэтому я сижу в душном, полуразрушенном доме с заколоченными окнами. Так что же я здесь делаю? Жду ли момента, чтобы арестовать двух преступников, личность которых я смог установить, или двух неизвестных из далекого прошлого, чьи имена мне не дано узнать и которых я никогда не поймаю?
Я не думаю об этом. Я вообще ни о чем не думаю. Если я начну думать, то вспомню лицо медсестры дородового отделения, которая слишком долго смотрела на монитор УЗ И, а потом вызвала врача. И тогда я увижу свою жену, она медленно ходит по дому, тщетно дожидаясь ухода сидящего у нее внутри существа. Кульминация наступает, когда ветер швыряет мне в лицо мелкую пыль в конце пирса Санта-Моники за два дня до той ночи, словно Вселенная хочет добиться, чтобы я понял: мне никогда не забыть о том, что с нами произошло. Вышедшая наружу плоть, которую кремировали и развеяли по ветру, не была нашим сыном, он так и не выбрался во внешний мир. Он все еще блуждает по внутренним залам, влияя на мир своим скрытым присутствием в наших разумах. Те, кто делит свою жизнь с кем-то мертвым, знают, что нет ничего более оглушительного, чем все те слова, что не могут быть произнесены, или воспоминания о событиях, никогда не имевших места.
Отсеченному от других поколений в обоих направлениях, мне некуда идти. И я сижу здесь и жду. Кто-то должен за что-то ответить. Наконец я слышу, как дверь дома открывается. До меня доносятся громкие голоса и звук тяжелых шагов, и я чувствую, что вошло больше двух человек. Их голоса — резкие, грубые и чужие — полны такого же разочарования и яда, как и мой голос.
Не пройдет и нескольких минут, как я застрелю четырех человек.
Я не хочу переживать это еще раз, когда мне наконец удается выбраться из сна, и я до смерти пугаю сидящего рядом со мной человека — я кричу, с опозданием сообразив, что слышу вовсе не приближающиеся шаги, а звук выдвигающихся шасси самолета, который идет на посадку в Сиэтле.
Мы приземлились перед самым полуднем, и я сразу включил свой телефон. Через полминуты он зазвонил. Однако я получил сообщения не от Эми, как рассчитывал. Послание отправил Гэри. Это был адрес.
Его отель находился в западной части города, рядом с каньоном, по которому шла Пятая автострада. Он относился к той же ценовой категории, что и предыдущий. После вчерашнего разговора с Бланшаром меня это уже не удивляло. Фишеру приходилось за все платить самому, он не отсылал свои счета богатому клиенту. Я оставил машину на стоянке, взял кое-что в багажнике, а потом направился в отель.