Театр абсурдных теней
Шрифт:
– До завтра коллеги.
Его обратный путь был такой же, как и на работу, только он шёл пешком. По пути ему встретилось несколько учеников. На улице шёл снег, но сильного мороза не было. Прейдя домой, Андрей Валентинович разложил все тетради, заварил себе чая и погрузился с головой в их проверку. Это занятие доставляло ему огромное удовольствие, а особенно когда доходил до своего 7«А» класса наполнялся гордостью абсолютно за каждого мальчика, за каждую девочку, за отличника, за двоечника. После часовой проверки работ Андрей Валентинович посмотрел в окно. За ним была чудесная погода, светил месяц, мерцали дальние звезды, хранившие в себе столько тайн, столько загадок. Андрей Валентинович подумал:
«Ах! Какое небо, прекрасное небо! Что есть лучше чтения на свежем воздухе вечером? Конечно, лучше ничего нет. Нужно отправиться прогуляться
Вскоре собравшись, Дунаев вышел из квартиры. В подъезд, в котором был слышен пьяный ор соседа. Чтобы не слышать, его Андрей Валентинович поскорей вышел из дома. Пройдя около пятнадцати минут, он был уже вблизи парка. Жёлтые фонари освещали аллеи. Деревья покачивались от лёгкого ветра. Порхали снежинки разной формы и с разными узорами. Из ночных аккордов зимы самый громкий был хруст снега, напоминавший звук разлома свежеиспечённого хлеба. В парке казалось, не было никого кроме Андрея Валентиновича. Он шёл по аллеям вглубь. Наконец Дунаев подошёл к одной из скамеек, обмахнул её от белого пушистого снега. Присел на неё и достал из внутреннего кармана пальто зелёную ранее описанную книгу. Продолжил её читать. Во время этого примерно около часового сеанса Андрей Валентинович пару тройку раз вставал и разминался, чтобы не замёрзнуть. Он размышлял:
«Какой, однако, холод. Нужно отправиться домой».
Андрей Валентинович встал с лавки, поправился и отправился домой. Он был очень доволен своей прогулкой. Ах! Что могло произойти такого в жизни, за что Бог так наказывает людей? Дунаев шёл воодушевлённо домой, ничего не могло произойти плохого. Так думал учитель. В Сталинграде-младшем происходило множество непонятного и странного. Много было несправедливости, злобы и ненависти людей друг к другу. Страха и недоверчивости было столько же. Многие люди просто боялись выйти на улицу рано утром и вечером. В этом городе было за всю его историю много убийц и опасных преступников. Андрей Валентинович обо всём этом знал. След в след сзади за ним шёл человек, учитель не оглядывался. Этот человек выждал момента, и неожиданно набросившись на Андрея Валентиновича, повалил его за пределы дорожки. Дунаев, конечно, испугался, вскрикнул, но его рот закрыла рука нападавшего. Учитель отбивался и спустя несколько попыток, чуть отбросил его от себя, барахтаясь в снегу, словно маленькая мышка в мышеловке, он пытался встать. Злоумышленник тоже не отставал, а поднявшись, посмотрел серыми безумными глазами на бедного учителя, пронзая насквозь его беспомощную душу. Медленно мучая свою жертву, он направлялся к учителю. На правой руке этого сумасшедшего была надета перчатка с лезвиями, они отблёскивали от луны. Со лба Андрея Валентиновича струился пот, он вообще весь был мокрый от страха. Чуть опершись на руки, учитель привстал, окинул взглядом местность, по правую сторону от себя он увидел небольшое бревно. Убийца уже хотел напасть, Андрей Валентинович закрыл глаза, перед ним пронеслась вся его жизнь. Злоумышленник уже схватил Дунаева за пальто, улыбнулся и хотел пронзить лезвиями. Андрей Валентинович схватил бревно крепче и со всей своей силой, которую он мог только собрать ударил его по голове. Тот упал на правый бок прямо в сугроб, потекла алая кровь из затылка, пропитывая белый снег. Отбросив бревно, Андрей Валентинович не мог отдышаться от страха.
– Спасительница мать, это же Щекотун! – вскрикнул он в недоумении.
Быстро поднявшись, учитель побежал домой. Он не заметил дороги домой. На эти тридцать минут он выпал из реальности, он не мог вообще ни о чём думать.
****
Андрей Валентинович, словно пуля домчался до своего дома. Глаз не давал ему нормально жить, он всё дёргался и дёргался. Забежал в квартиру. Скинул с себя верхнюю одежду и приземлился на бордовый диван. Учитель весь дрожал. Он размышлял вслух, ходил из угла в угол:
– Я не хотел! Что же мне сейчас делать? Как жить дальше? Я, наверное, его убил, я убил Щекотуна. О-о-о-а-а-а! что теперь со мной будет? Как я буду продолжать жить с таким сильным грехом? Как после этого я буду смотреть в глаза детям? Этим безгрешным детям? Я же не хотел его убивать. Это была самооборона. Любой другой бы так же поступил на моём месте. Кому ни дорога собственная жизнь? Наверное, только сумасшедший.
Иногда Андрей Валентинович замолкал на несколько минут, а потом снова продолжал свои размышления:
– Я не хотел. Это было неправильно. Я не должен был его убивать! Зачем он напал на меня? Зачем? Что я сделал плохого? Кому я сделал плохо? Зачем ему захотелось меня убить? Кто меня заказал? Зачем вообще этот человек убивал людей? Что в жизни у него могло произойти, чтобы он начал убивать? Он убил много людей. Очень много! Возможно, я даже сделал лучше для общества. Теперь больше не будет стольких убийств? А что если у него были семья и дети? Как они теперь будут без него? О-о-о! Как я мог? Как я мог?
Андрей Валентинович не спал до трёх часов ночи. Он был весь мокрый. По его телу снова струился пот. Дрожа, учитель бросился на диван, укутался в одеяло. Пролежав на кровати, ещё около сорока минут Андрей Валентинович, наконец, смог заснуть. Просыпаясь несколько раз за ночь от дёргавшегося века, Андрей Валентинович угнетал самого себя ещё хуже, чем перед сном. В один из таких ночных моментов он накинул на себя одеяло и начал бродить по дому, словно призрак по старому европейскому пустому замку. Потом сел на кресло и уснул… В его голове городились непонятные сны. Где он сидел на допросе, потом на его руки надевали наручники. Андрей Валентинович то куда-то падал, то от кого-то бежал. Наконец наступила темнота.
Проснувшись позднее, чем обычно, Андрей Валентинович вскочил и просидел несколько минут никуда не глядя. Спустя несколько минут он встал с дивана, хотел взять книгу, но не заметил её на низенькой тумбочке. Дунаев хотел успокоиться и прочесть одну главу, но не понял где книжка. Андрей Валентинович обыскал тумбочку и ничего не нашёл. Потом он побежал к пальто, в карманах ничего не было. Он размышлял:
«Как я мог потерять книгу? Где её теперь искать? Что я надела?».
Андрей Валентинович не хотел, есть, пить, он не хотел ничего, он хотел спрятаться от осуждающих взглядов тех мерзких рож, которые могли сожрать заживо не только его тело, но и его несчастную душу. Он параноил, прокручивал, разные вопросы и рассуждения в своей черепушке. Андрей Валентинович вспомнил, что ему нужно на работу. Прейдя на кухню, он заварил себе чай, залил его в себя. Чуть не подавился. Дунаев собрал в портфель стопки тетрадей и учебники. Надел пальто с порванным вчера в троллейбусе плечом. Выскочил из квартиры. На пути ему встречались люди разные, на него они не смотрели, но учителю казалось, что на него все смотрят, ему казалось, что их взгляды хотят сожрать его. Дунаев читал на них: «Убийца, опасный для детей, до сих пор на свободе». Повторив вчерашний путь, Андрей Валентинович был уже в школе. Никого, не встретив, Дунаев прошёл в свой кабинет, сел за стол. В его голове была абсолютная пустота. Прозвенел звонок, начался урок, дети поприветствовали учителя. Андрей Валентинович так же продолжал сидеть с потерянным взглядом. Класс переживал за своего классного руководителя. Вдруг староста, коим был Саша Тубунов, спросил:
– Андрей Валентинович, с вами всё в порядке?
– Что… А со мной? Да, записываем тему урока… – через небольшое время ответил Дунаев.
Так шёл урок и под конец в аудиторию вошёл завуч. Высокий мужчина пятидесяти лет отроду. По словам учащихся злой, жестокий змей, так они его прозвали, прозвище вытекает из его фамилии Змеев. Но на самом деле отзывчивый, но очень строгий работник «храма наук». Всегда в коричневом костюме. И каждый день у него разные галстуки и рубашки. Чёрные зачёсанные волосы. Он был очень строг и принципиален. Часто ругал за мелочи, но был отходчив. К нему относились хорошо и работники и ученики. Иногда правда бывали моменты, когда с ним ругалась Тупакова, но это не удивительно, она со всеми ругалась. Змеев был завуч и по совместительству с этим был ещё учителем химии. Многие ученики химию не любили, но знали. Он рассказывал темы урока не сложными, длинными и скучными предложениями, а обычными русскими словами, объясняя тему, использовал примеры из повседневной жизни. Раньше Дунаев и Змеев были не в очень приятных отношениях, но сейчас они сработались.
– Андрей Валентинович, вас к директору просят, – с сочувствием в голосе сказал завуч.
– Что случилось, Михаил Эдуардович?
– Я не знаю. Пришёл кто-то, вас зовёт.
– Хорошо, сейчас буду. Только задание дам.
Захлопнув белую дверь, Михаил Эдуардович удалился из класса. Андрей Валентинович сказал ученикам задание на оставшийся урок и на дом. Собираясь уходить, он оглядел свой класс, и кабинет, вдохнув глубоко, отправился к директору. Идя по школьному коридору, он не встретил никого. Андрей Валентинович постучал в дубовую дверь с табличкой «Директор», из-за неё раздалось: