Театр мертвецов
Шрифт:
— Ладно насмехаться! Спускаюсь.
Бедная Лика! Как же она испугалась, когда к ней подошел парень в кошмарной одежде, с монгольской рожей в ширину плеч, и кепке, надвинутой на нос. Она облегченно выдохнула, услышав знакомый голос.
— Это я. Не пугайся. И не дрожи как осиновый лист.
Лика проглотила слюну.
— Пробуешь грим на людях? Но что за роль тебе дали?
— Это не роль, детка, это мужские кулаки и локти.
Лика вскрикнула.
— Сумасшедшая! Ты опять Гаррика пустила?
— Пустила. Две
— Дура! Тебе мало, что он тебя обобрал до нитки?! Все пропил! Шубу, машину, золото! Все, что ты наработала, все спустил!
— Когда я выходила за него замуж, я не знала, что он зашитый. Два года держался, не пил, человеком был, а потом раз — и понеслось. Дай мне сигарету.
Девушки закурили.
— На тебя смотреть невозможно. Ну зачем ты его пустила назад?
— Это называется любовь, детка. В кино, наверное, видела и сама в «Щуке» не сцене изображала. Дура, согласна. Но ничего с собой поделать не могу.
— Постой-постой…, ты же говорила, что его посадили?
— Так, чтобы тебя успокоить и других тоже. Ну хватит о нем. Все равно уже ничего не сделаешь. Сейчас живу у подруги, а он у меня. Пропьет последнее, сам уйдет. Мне какое-то время перебиться надо. Хочу предложить тебе одну вещь. На нее приятней смотреть, чем на меня.
Анна достала из кармана часики и положила подружке на ладонь.
— Учти, это не дешевка какая-нибудь, а настоящий «Шепард».
— Боже! Красотища какая! Сколько?
— Пять штук, и то только по дружбе и если сразу. Деньги нужны.
Улыбка исчезла с лица красотки.
— Ой, Анютка, у нас ведь тоже проблемы!
— Продам на сторону, но потом жалеть будешь.
— Ну потерпи немного. Слушай, Анюта, оставь их у меня. Клянусь тебе, через неделю будут деньги, пять тысяч. Ну не капризничай! Подумай сама, кто тебе даст сходу столько денег? А я вывернусь наизнанку, но достану. Витька достанет. Я ему часы покажу, слезу пущу, и он достанет. Их сейчас счетная палата проверяет, вот он и обрубил мне концы. Сижу как дура целыми днями дома, в люди показаться не в чем.
— Бедненькая, как я тебе сочувствую! Ты же дважды одну вещь не надеваешь. Ладно, куколка, но учти, жду ровно неделю. Не вернешь деньги, отдашь часы и комиссионные за прокат.
— Договорились! Ладно, я побегу, а то Витька вот-вот вернется. Ты представляешь, если он тебя увидит?! Убьет!
— Лети, пташка. Тебе есть куда.
Аня встала и ушла. Через час она звонила из телефона-автомата на другом конце города. Трубку снял мужчина.
— Привет, Кутепов, узнаешь?
— Анна? Ты где, черт подери?! Почему репетицию сорвала?
— Дурак ты, Дима! Но дело не в этом. Ты один?
— Один.
— Могу я к тебе заглянуть?
— Заходи. Может, ты мне объяснишь, в чем дело?
— Ладно, только не пугайся, когда откроешь дверь. Перед тобой парень стоять будет.
— Чего ты еще выдумала?
Аня бросила трубку. Когда Дима Кутепов от нее шарахнулся, она обрадовалась. Во всяком случае, ее не узнавали даже бывшие сокурсники, знавшие ее как облупленную.
— Ты на голос реагируй, на голос, Димочка. Или тебе монолог Клеопатры прочесть? Жаль, ты Цезаря не играешь, а то бы концерт для соседей устроили.
— У нас режиссер мужчина, и к тому же не голубой, вот поэтому ты Клеопатра, а я не Цезарь.
— Войти можно?
— Кто это тебе пластическую операцию на фейсе сделал?
— Бывший муж.
— Какой по счету?
— А я подсчетов не веду. Вам в театре лучше знать.
Они прошли в единственную комнату в квартире. Кругом висели фотографии Наташи Колычевой.
— Где же твоя подружка?
— Дома, у них гости. Теперь двоих мужиков на шее тащит.
— Не хочешь стать третьим, а я пока у тебя поживу? Мне неделька нужна, не больше. Выпить найдется?
— Пиво в холодильнике.
— Что ж, начнем с пива, а там видно будет.
Анна скинула куртку и уселась на кровать. Парень принес пиво из кухни. Они закурили.
— Ну такую уродину ты, конечно, трахать не захочешь. А мне жить негде. Какие поступят предложения?
— Хватит придуриваться.
— А в институте, помнится, ты за мной ухлестывал. Правда, не один ты. Всем свежатинки хотелось. А раскладушка у тебя есть?
— Диван на кухне раскладывается. Ты можешь объяснить, что происходит?
— Хана мне, Димочка. Ха-на! Я не Сара Бернар и на сцене умирать не хочу. Мне, дуре, почему-то жить захотелось. А пока он нас всех не передушит, не успокоится.
— Кто?
— Антоша, кто же еще! Задумка у него такая, понимаешь? Нет, конечно, не понимаешь, и не надо тебе ничего понимать. Ты тут ни при чем. Играй себе на радость в Гамлетов и в Идиотов, а я отыгралась. Вот только в ящик сыграть не захотела. Сняла с Антоши кучу зеленых и рванула на все четыре стороны. Помнишь у Островского есть такая пьеса «На всякого мудреца довольно простоты»? Вот, кажется, я перемудрила малость. Подсекли меня, Димуля, под самые красивые мои ноженьки, а на морде осложнения как после гриппа.
— А что с Антоном? Он же тоже на репетицию не явился. Такого я не помню.
— Побежал к брату на меня жаловаться. Он же трус и ябеда. Сам по себе ноль без палочки. Как что, так «мама» кричит. А мамочка у него одна — Гриша. Сейчас они всю Москву на уши подняли, меня ищут. Только если я сама к ним приду, меня за дверь выставят, как бомжа обнаглевшего. Страшно станет, после того как синяки сойдут.
— Я ничего не понимаю!
— И очень хорошо, дурачок. Чем меньше знаешь, тем целее будешь. Взял меня в клещи Антон и привязал к себе веревочкой, ни на шаг не отпускал. Потому что я должна стать следующим умирающим лебедем. А я взяла и сбежала.