Театр одного демона
Шрифт:
– Скажу, что мне это по душе, сударь. Одна только вещь остается для меня непонятной. Если вы собираетесь перенести точную копию Венеции куда-то в мир иной, то как я смогу следить за ходом событий, если я не обладаю способностью совершать путешествия во времени, а мои возможности перемещения в пространстве сильно ограничены и кажутся просто смешными по сравнению с волшебной мощью, которой обладает демон?
– Вы правы, – сказал Аззи, – я как-то не подумал об этом. Что ж, при помощи заклинаний и волшебных талисманов я могу дать вам возможность мгновенно перемещаться во времени и пространстве, с одним только условием, что вы будете использовать эту возможность только по служебной надобности, то есть только тогда, когда ваши функции помощника главного режиссера и сопродюсера потребуют от вас совершать подобные путешествия.
– Еще меня волнует такой вопрос: что станет с Венецией после того, как
– Вы имеете в виду – с проекцией Венеции на один из параллельных миров? Что ж, после окончания нашего спектакля эту проекцию придется свернуть, а проще говоря – уничтожить.
– А люди, которые живут в городе… Точнее, их двойники, перенесенные в шестое измерение… Что с ними будет?
– Да, как раз о них-то я и забыл, – признался демон. Аззи отнюдь не был гуманистом, он исходил из чисто меркантильных соображений: ведь для уничтожения одного килограмма живой материи в виртуальном пространстве требовалось в сотни раз больше энергии, чем для переброски одного килограмма груза – как живого, так и неживого – из одного измерения в другое. Соответственно и транспортные расходы были гораздо меньшими, чем та сумма, которую пришлось бы выложить за утилизацию отработанного материала, производимую прямо на месте. – Что ж, тогда мы просто создадим еще одну ветвь альтернативной истории, вернув Венецию обратно, на то же самое место, в тот же самый век. С этого момента легенда о семи подсвечниках перестанет быть нашим частным делом, она станет частью всемирной истории.
– Мой господин и повелитель, я счастлив, что мне оказана столь великая честь. Самому великому Данте не выпадало подобной удачи.
– Вот и отлично. Тогда принимайтесь за работу, мой дорогой, – сказал Аззи. – Набросайте мне сценарий пьесы с Семью Золотыми Подсвечниками. Я скоро навещу вас. А сейчас меня ждут еще кое-какие дела.
И с этими словами Аззи исчез, не успел удивленный Пьетро Аретино и глазом моргнуть.
Некоторое время Аретино сидел молча, изумленно глядя на кресло, в котором только что сидел его гость. Затем медленно подошел к креслу и пощупал руками мягкий атлас сиденья, словно желая удостовериться, что зрение не подводит его. Кресло действительно было пустым.
Однако кошель с золотом, приятно оттягивавший карман драматурга, не исчез. Только он да еще два бокала, стоявшие рядышком на низком столике у камина, напоминали Пьетро Аретино о визите демона.
ЧАСТЬ 4
Глава 1
Аззи покинул дом Аретино в прекрасном расположении духа: как-никак, дело его продвигалось. Древняя легенда о семи золотых подсвечниках, данных Адаму Сатаной, не выходила из головы у Аззи. Легенда ему очень нравилась, однако чем больше он думал о том, какая чудесная пьеса должна получиться из этой легенды, тем больше им овладевало тягостное предчувствие. Аззи привык доверять своим предчувствиям: ведь способности к предсказанию будущего у демонов развиты весьма высоко. Что-то было не так в этой весьма непростой истории с семью подсвечниками, но что именно было не так, в настоящий момент Аззи сказать не мог.
Чтобы не спеша обдумать все это, Аззи решил прогуляться по городу. Погода еще не успела испортиться, и прогулка обещала быть весьма приятной. Легкие белые облака бежали по небесной лазури; они напоминали корабли, идущие под полными парусами. Венеция жила своей обычной жизнью, и горожане стремились максимально использовать теплые погожие весенние деньки. Одни трудились от зари до зари, другие наслаждались жизнью, но и те и другие, казалось, не давали себе ни минуты передышки.
Аззи шел по улице, наблюдая за жизнью города, становясь свидетелем уличных сценок, типичных для крупных торговых портов. Вот баржи, доверху нагруженные различными товарами, плыли по Большому каналу. Следом за ними скользила похоронная ладья, черная с серебром, украшенная траурными венками и гирляндами из живых цветов. Гроб, утопавший в свежесрезанных весенних цветах, был установлен на специальном возвышении на носу ладьи; за гробом, сбившись в кучу, словно стадо овец, стояли участники траурной церемонии. Гудели церковные колокола. На улице было много народу. Люди гуляли, любуясь открывавшимся отсюда видом на Большой канал, или стояли на тротуарах, разглядывая прохожих, или просто спешили по своим делам. Аззи рассеянно оглядывался по сторонам. Вот куда-то быстрым шагом прошел молодой человек в костюме шута; бубенчики дурацкого колпака звенели в такт его шагам. Аззи подумал, что, скорее всего, это актер, получивший роль в театре, расположенном неподалеку отсюда. Группа монахинь переходили улицу в нескольких десятках шагов впереди Аззи. На голове у каждой монахини был весьма замысловатый головной убор, издалека напоминавший крылья больших белых птиц. Ветер играл легкой белой тканью, так что сходство с птицами было почти полным; Аззи даже показалось, что, подуй ветер чуть сильнее, монахини взлетели бы в небеса, куда они, несомненно, стремились попасть, и закружились бы над каналом, присоединившись к многочисленным чайкам, чьи резкие крики не мог заглушить плеск волн о доски причала и прочий портовый шум. Демон подошел поближе к причалу, и здесь его внимание привлекла высокая фигура человека, сидевшего на швартовой тумбе спиной к Аззи. Очевидно, это был начинающий художник: в руке он держал блокнот для эскизов, рядом лежали цветные мелки. На нем была просторная блуза из белого атласа и широкополая белая панама, довольно низко надвинутая на лоб – очевидно, чтобы защитить лицо от солнечных лучей.
Аззи направился прямо к художнику.
– Вот мы и снова встретились, – сказал он.
Ангел Гавриил – это был он – оторвался от своего занятия, оглянулся и, увидев Аззи, раскрыл от удивления рот.
Аззи же, обойдя вокруг тумбы, заглянул в блокнот своего приятеля, увлеченного рисованием.
– Как я понимаю, ты хотел нарисовать канал и гондолы?
– Да… А что, разве не похоже?
– Ну… Догадаться в общем-то можно, но если ты когда-нибудь решишься выставить свою работу в картинной галерее, то, боюсь, тебе придется стоять рядом и объяснять посетителям, что же именно тут изображено.
– Так я и думал… Ах, из меня ведь, в принципе, мог бы выйти не такой уж плохой художник, но вот перспектива мне никогда не давалась.
Аззи скосил глаза на рисунок:
– Не обижайся, я ведь пошутил. Для начинающего художника ты рисуешь вполне прилично… Никак не ожидал, что встречу тебя здесь, Гавриил, – прибавил Аззи после короткой паузы. – Я думал, ты уже давно вознесся на Небеса.
– Я действительно вознесся, – ответил Гавриил прямодушно, глядя на Аззи своими чистыми и кроткими голубыми глазами. – Но потом Архангел Михаил отправил меня обратно, чтобы я мог еще немного поупражняться в рисовании и заодно побольше узнать об итальянской живописи. Кстати, он передавал тебе большой привет. А как у тебя идут дела, милый друг? Как поживает твой приятель Аретино?
Ни один мускул не дрогнул в лице Аззи, но в глазах у него загорелся огонек.
– Почему ты думаешь, что он мой приятель?
– Просто как-то раз я случайно увидел, что ты выходишь из дверей его дома. Он ведь знаменитый поэт, хотя на Небесах его стихи ценят не слишком высоко из-за всех тех вольностей, которые он себе позволяет. Впрочем, и в Подлунном Мире у него дурная репутация. Ведь в 1523 году он был назван в числе десяти самых закоренелых грешников.
Аззи хмыкнул:
– Моралисты всегда готовы забросать камнями писателя или поэта, который стремится показать жизнь такой, какова она на самом деле, нисколько не приукрашивая действительность и не предаваясь пустым фантазиям. Я давний поклонник творчества Аретино. И раз уж меня занесло в эти края, я подумал, что неплохо было бы нанести маэстро визит и лично поблагодарить его за громадное удовольствие, которое мне доставили его стихи и проза. Вот и все.
Гавриил слегка удивился. С чего это Аззи вдруг начал оправдываться? Гавриилу и в голову не приходило допытываться, зачем Аззи навещал Пьетро Аретино, прославленного поэта и драматурга. Он случайно вспомнил о том, что видел Аззи у дверей его дома, и упомянул об этом в разговоре – просто к слову пришлось. Но теперь, когда Аззи повел себя так странно, Гавриил начал кое о чем догадываться – впрочем, пока еще весьма смутно. Нет, Гавриил, конечно, был выше всяческих подозрений, хотя Архангел Михаил и намекнул ему весьма прозрачно, что, возможно, Аззи неспроста проводит отпуск в Венеции: здесь явно затевается какая-то интрига. Но ведь Аззи был другом Гавриила несмотря на то, что они служили в разных ведомствах и находились, так сказать, по разные стороны окопов; а Гавриил никогда бы не опустился до подозрений в адрес своего друга. К чести Гавриила нужно сказать, что он никогда не думал об Аззи плохо, хоть Аззи и являлся олицетворением Сил Зла.
Гавриилу пришло в голову, что Аззи действительно что-то задумал и не хочет, чтобы кто-нибудь, даже его друзья, узнали о его планах. И тут в голову Гавриилу пришла другая мысль: очевидно, кто-то должен выяснить, что затевает Аззи. И третьей мыслью голубоглазого ангела с таким ясным, кротким и ласковым взором было, что этим кем-то, скорее всего, придется стать ему.
Аззи и Гавриил распрощались очень тепло, пообещав друг другу вскоре встретиться и даже пообедать вместе. Аззи пошел дальше по улице; Гавриил провожал демона взглядом, пока тот не скрылся из вида, затем снова занялся своими рисунками.