Тебе держать ответ
Шрифт:
Она смолкла — и вдруг резким движением схватила стоявший на столе кубок и швырнула его в Эда.
Это было так неожиданно, что он едва успел уклониться. Кубок был бронзовый, и, не окажись Эд столь проворен, ему запросто могло бы расшибить голову. Он обернулся, провожая взглядом покатившуюся по полу чашу, потом в изумлении посмотрел на сестру.
Она плакала, уткнувшись лицом в ладони.
— Вы оба… как вы могли!.. я же все эти годы думала, что вас…
Роберт Тортозо встал, шагнул к ней и обнял за плечи. Он не смеялся, хотя Эду почему-то казалось, что человеку с его нравом женская истерика
— Я полагаю, вам стоит немного побыть наедине, дорогая моя. В таверне я прервал вас. После подниметесь в оружейную, там и продолжим.
Она схватила его за руку и с силой сжала её. В ответ муж погладил её по голове, точно тем же жестом, каким гладил свою младшую дочь во дворе, и ушёл, напоследок уронив на Эда ободряющий взгляд.
Когда они остались вдвоём, Эд какое-то время сидел неподвижно. Потом встал, поднял с пола чашу, едва не проломившую ему череп, обошёл вокруг стола и поставил её рядом с Бетани.
— Ты совершенно не изменилась, — сказал он, и Бетани вздохнула.
— Правда? Роберт тоже так говорит. Всю жизнь твердит, что влюбился в меня в первый же день, когда я за обедом попыталась убить его вилкой.
— Ты не хотела за него замуж?
— Ты, я вижу, такой же дурак, каким был всегда. Мне было двенадцать лет, а ему сорок, он был старый, толстый и вонючий. Меня забрали из дома от отца и матери и от братьев, которых я любила. Как я могла за него хотеть?
Это было хуже всех обвинений, которые она имела право на него обрушить и к которым он уже внутренне приготовился. Эд встал рядом с Бетани на колени и взял её руку, поразительно безвольно лежащую поверх платья.
— Анастас собирался вернуться. Вернуться и спасти нас всех.
— Ерунда, — ответила Бетани резко, но не отняла у него своей руки. — Анастас вернулся, но уж точно не за мной. Он вёл свою дурацкую войну, он жёг и убивал, чтобы отомстить за мёртвых, а на живых ему было плевать. Он даже не попытался меня найти!
— Ты стала женой Тортозо. Ты не была больше частью клана.
— Конечно! Клан! — воскликнула она. — Кого волнуют люди? Людей нет, есть только трижды проклятые кланы!
Её рука в его ладони внезапно сжалась, пальцы ухватили его так же крепко, как перед тем — руку Роберта.
— Я совсем не представляю себе Бертрана, каким он стал сейчас. Скажи, его тоже волнует только клан?
Эд молча кивнул. Она пристально смотрела ему в лицо.
— А ты? Что волнует тебя, Адриан?
Он не был готов ответить на этот вопрос. Слишком много между ними оставалось несказанного — и даже когда будет сказано всё, Адриан сомневался, что Бетани окажется способна его понять. Проклятье, даже Бертран не мог его понять. А она была женщиной. Женщин не интересуют кланы, их интересуют дети, и мужья, и родители, и братья.
— Последние несколько лет, — проговорил он наконец, — я провёл в Сотелсхейме под именем Эдварда Фосигана. Я женился на дочери конунга, Бетани.
Она посмотрела на него с недоверием. Потом, когда поняла, что он не шутит, усмехнулась.
— Вот как! Однако
— Теперь моя жена мертва, — спокойно продолжал он. — По моей вине. Бетани, за эти годы я был во многих местах и сделал очень много такого, чем никогда не смогу гордиться. И всё это время я меньше всего думал о нашем клане. О тебе я не думал тоже. Вспоминал, но не думал. Ты упрекнула Анастаса в том, что он жил ради мести. Бертран теперь живёт ради того же. Я — нет, мне месть не нужна, но… я тоже бросил тебя. По разным причинам, но мы все это сделали, сестрёнка. И если ты решила их ненавидеть за то, что они тебя оставили — то ненавидь и меня тоже. Поверь, я заслуживаю этого даже больше, чем они.
За все прошедшие годы он никогда и никому не говорил этого так прямо и так просто. Ещё не закончив, он ощутил, что сбросил громадную тяжесть с сердца. Бетани смотрела на него не моргая, не сжимая руку крепче, но и не разжимая её. Потом слабая, усталая улыбка тронула её красивые полные губы, а другая рука — та, которая умела отвешивать тяжёлые пощёчины, — мягко легла на его лицо.
— Ты всегда был таким странным, Адриан. Самым странным из всех нас. Я терпеть тебя не могла.
— А я тебя. Но всё равно мы друг друга любили, правда?
— Правда, — эхом откликнулась Бетани, и оба они ненадолго замолчали.
Потом Эд сказал, немного нерешительно, потому что боялся её обидеть:
— Я вижу, ты не очень несчастна.
— Я счастлива. И была бы счастлива абсолютно, если бы у Роберта было чуточку больше мозгов.
— Будь у него чуточку больше мозгов, самую чуточку, он бы тебя не слушал.
— Это верно, — фыркнула она — и рассмеялась. — Я действительно не могла бы мечтать о лучшем муже, но это было трудно понять в двенадцать лет. Так значит, ты не собираешься мстить? В таком случае, что означает эта война против Одвеллов, о которой толкует Роберт?
— Ты спрашиваешь, что она означает для меня, для тебя, для Бертрана или для страны? — спросил Эд очень серьезно.
Бетани метнула в него сердитый взгляд.
— Я не дура, Адриан!
— Это я уже понял, сестрёнка.
— Скажи, ты знал, что затевает Бертран?
— Нет. О его действиях я узнал в Сотелсхейме от конунга. Лорд Фосиган собирался поддержать его, но сейчас я уже не уверен, что его намерения не изменились.
— Почему?
— Потому что Бертран будет воевать против него.
Она охнула и, наконец вырвав из его ладоней свою руку, прижала её к губам — совсем детским жестом. У неё муж и трое детей, она привыкла управлять делами почти нищего и непристойно разросшегося семейства, но в глубине души осталась ребёнком. Нежность, которую испытывал к ней Эд, стала почти невыносимой.
— Это ты его натравил?.. Но почему?
— Потому что это Грегор Фосиган едва не уничтожил нашу семью двенадцать лет назад.
Она заморгала. Эд спокойно объяснил:
— Нападение Индабиранов было провокацией, исходившей от конунга. Он натравил их на нас — он, а не Одвелл. Хотя они и сами об этом не знали. Всё было подстроено довольно ловко.