Тебя никто не найдет
Шрифт:
Поскольку сначала никаких подозрений на преступление не было, то и никаких оснований для опечатывания квартиры они не имели.
Пол в доме покойного был чисто вымыт, кухня вычищена, мусор вынесен. На столе в гостиной больше не стояло никаких бокалов. Такое чувство, будто все следы того, кто здесь жил, просто улетучились, словно подхваченные ветром.
Эйра прикрыла глаза, чтобы вспомнить, как здесь все выглядело в прошлый раз. Она умела подмечать детали, обращала внимание даже на то, что казалось неважным. Ни опрокинутой мебели, ни следов борьбы – так она тогда подумала.
–
– Как будто у него были гости?
– Или же он сам пил из обоих. У меня сложилось впечатление, что он был одинок.
Она снова прикрыла глаза, на этот раз чтобы воскресить в памяти ощущение его одиночества. Она действительно это увидела или сама пришла к такому выводу, основанному на вони от мусора, немытой посуде и бутылках и усиленному словами его бывшей супруги о разводе?
В спальне на кровати лежало разглаженное одеяло, поверх него – сложенное покрывало.
– Не могу сказать, что простыни свежие, но вот постель точно была не заправлена, одеяло валялось, наполовину свесившись на пол.
– Словно он занимался сексом?
– Да, возможно… Или же просто спешил.
– В любом случае мы заберем постельное белье с собой.
Так, что еще? Книга Ульфа Лунделла лежала раскрытой и корешком кверху, теперь же она была закрыта. Едва ли это важно. Или все-таки важно? Возможно, это указывало на умиротворенное состояние духа – мужчина, который коротает время, читая книгу перед сном.
– Если кто-то хотел специально замести все следы, то зачем тогда он закрыл книгу? – задумчиво проговорила Эйра, когда они вышли на лестничную площадку, уступив место криминалистам.
– Может, они читали ее вместе, – заметил ГГ, – до того, как появился преступник.
Эйра рассмеялась. Смех вышел негромким и совсем коротким, но все равно это было облегчением – позволить себе вот так рассмеяться.
– С его бывшей тоже не все ясно, – добавила она. – Женщина отрицала, что он завел себе новую пассию, и вместе с тем пыталась показать, что ей абсолютно все равно и личная жизнь бывшего мужа ее больше не волнует. У меня сложилось впечатление, что она еще не окончательно разорвала с ним отношения.
– Те, кто утверждает подобное, часто врут, – голос ГГ был мрачным, словно он говорил, исходя из собственного опыта. На его лицо набежала тень, сумрак, которого прежде она не видела. Как-то раз во время прошлого совместного расследования он упомянул о желании завести детей вместе со своей новой подругой. Эйре было доподлинно известно, что эта попытка не увенчалась успехом.
– Она дала понять, что Рунне совсем расклеился после развода. Стал больше пить, сорил деньгами, но вряд ли она была объективна в этом вопросе.
– Никто не может быть объективен, – отозвался ГГ, – в особенности тот, кто состоял в браке.
Они заглянули в ванную: до блеска отдраенные пол и стены, запах хлорки, несколько бритвенных принадлежностей, одиноко лежащих на полочке в шкафчике.
– Каждый хочет, чтобы даже после расставания по нему продолжали скучать, – сказал ГГ, выходя в прихожую, чтобы встретить коллег, которые уже стучали в дверь. – Или хотя бы просто вспоминали.
Они обходили дома на Боргаргатан, трезвоня во все двери подряд. Названия улиц в Нюланде свидетельствовали об их былом великолепии. Историками было точно установлено, что сто лет назад здесь говорили на самом лучшем и правильном шведском в стране. Город конкурировал с Крамфорсом за право являться административным центром. Уверенный в своей победе, Нюланд возвел здание суда и проложил улицы, приличествующие большому городу, но в итоге все потерял. Напротив дома, где жил Ханс Рунне, между сохранившимися остатками ржавых рельсов росли одуванчики.
Им удалось сохранить его имя в тайне для СМИ, что позволяло рассчитывать на спонтанную реакцию опрашиваемых, но это ненадолго. Через несколько часов, самое большее через день, имя жертвы станет известно широкой публике, и тогда люди кинутся обсуждать это дело, вспоминать то, что, как им казалось, они видели или слышали, и, мучимые угрызениями совести из-за того, что совсем не знали своего соседа, станут пытаться исказить правду.
Чуть меньше двух лет назад Ханс Рунне вернулся в Нюланд, город своего детства, и купил себе здесь квартиру за тридцать пять тысяч крон.
Пожилая дама из квартиры напротив как-то раз по-соседски одолжила ему ложечку кумина – он обожал готовить. Ей было известно, что он актер и снимался в пользовавшемся бешеной популярностью сериале о враче со шхер, который шел по телевизору больше двадцати лет назад. Она разузнала об этом на «svt play», чисто из интереса.
Еще там была женщина из Боснии, занимавшаяся патронажным обслуживанием престарелых, она рано уходила на работу и редко кого видела; и мужчина, который вышел на пенсию после того, как всю жизнь проработал в Больстабруке, на последней из оставшихся в округе лесопилок.
– Пять недель назад, говорите? И это вы спрашиваете у меня, который с трудом помнит, что было вчера? Вы когда-нибудь задумывались о том, что дни становятся все больше похожими друг на друга? Изо дня в день мы таскаемся по одному и тому же кругу. Слыхали, что ученые рекомендуют делать в день десять тысяч шагов? Мы теперь больше заняты тем, что считаем, сколько шагов нам осталось до смерти. Ничего удивительного, что у нас никогда не будет революции.
Они обошли весь первый подъезд и вышли во двор, Воспользовавшись минутной паузой, ГГ сделал несколько затяжек.
– А мне казалось, что люди должны знать своих соседей, если живут в малонаселенной местности, – произнес он.
– Не называй Нюланд малонаселенной местностью, – посоветовала Эйра, – им не понравится, если они это услышат.
В следующем подъезде их встретил радостный вопль, который эхом разнесся по этажам, и кто-то заключил Эйру в такие жаркие объятия, словно тесный вязаный свитер.
– Бог ты мой! Эйра Шьёдин! Это ведь ты?
Эйра лихорадочно порылась в памяти, мысленно скинула с тела женщины порядочное число килограммов. Волосы, кажется, были потемнее, но эти глаза, смех…