Течение Алькионы
Шрифт:
Не хотел бы я прийти к двери Хэролта, постучать и услышать от открывавшего мне незнакомого человека, которому наплевать на то, жив Хэролт или нет, что с таким именем там никто не живет. Но что мне оставалось?
Я был в десяти милях от дома Хэролта и уже прошел три мили или четыре от космодрома. Но тем не менее, я все еще тащился в правильном направлении. Я был не в лучшей своей форме после двух лет жизни на Могиле Лэпторна (так я экспромтом назвал этот мир), а впереди было еще десять миль. Я потратил более трех часов, и когда, наконец добрался, то одеревенел от холода и смертельно
Никаких признаков жизни я не видел.
Хэролт жил над своей мастерской, где ремонтировал различные приборы, необходимые для нормальной работы средств передвижения различных типов автомобилей, кораблей, даже летательных аппаратов. Казалось, мастерская должна быть полна инструментов, верстаков, незаконченной работы, всяких обломков и запахов масла. Но этого не было. Я попал внутрь, открыв незапертую дверь. Было ясно, что здесь недавно убрали. От Хэролта осталась только маленькая кабинка в одном из углов мастерской. Я включил в кабинке свет и заглянул в ящики стола.
Ничего. Выметено все до последнего клочка бумаги. Хэролт умер, это ясно. Он забыт. Стерт с лица Земли.
Кресло в кабинке было закреплено на петлях таким образом, что его можно было временно превращать в кровать. Хэролт жил очень близко к своей работе. Здесь внизу он не спал — так уж получилось: его собственная кровать была наверху. Однако, он ночевал и здесь — иногда, когда ему этого хотелось. Чтобы быть готовым к работе в любой момент. Я здесь тоже иногда спал, но это было почти двадцать лет назад. Я разложил кресло и лег на него.
Было чересчур холодно, и я не мог чувствовать себя уютно, но через некоторое время мне удалось погрузиться в сон.
Утром, когда я проснулся, то почувствовал, что надо мной кто-то стоит.
— Который час? — спросил я, пытаясь отряхнуть остатки сна.
— Одиннадцать часов, — сказал он и добавил, — мистер Грейнджер.
Я сел и пристально посмотрел на него. Он был молод, что-то около двадцати или двадцати одного. Спокоен и непринужден. Если он и удивился, обнаружив меня здесь, то к этому времени уже овладел собой. И он знал, как меня зовут.
— Люди, которые меня знают, — сказал я, — зовут меня просто Грейнджер. Следовательно, ты меня не знаешь. Так откуда тебе стало известно, кто я такой?
— Последний раз, когда я вас видел, я называл вас мистер Грейнджер.
Семь лет назад; тогда я в последний раз видел Хэролта. В мастерской был мальчуган. Его внук. Родители подались на Пенафлор в поисках работы для зятя. Хэролту зять не нравился, не ладил он и с дочерью. Но ребенок совсем другое дело. Хэролт забрал мальчугана к себе. Мальчуган вырос.
— Джонни, — сказал я, — я тебя помню. Но как-то запамятовал имя твоего отца.
— Сокоро, — ответил он. — Я — Джонни Сокоро. — И он протянул мне руку.
Я не спеша пожал ее.
— Дед умер, — добавил он.
— Я знаю, — сказал я, обводя глазами пустую мастерскую.
— Я было хотел продолжить его дело, но ничего не вышло. Я знал техническую сторону, но не деловую. А дела стали идти плохо еще до его смерти. В порту никакой работы нет, а следовательно нечего и ремонтировать. Я закрыл мастерскую и нашел себе
— Так ты — космонавт?
— Нет, здесь не готовят людей для полетов на кораблях. Я просто присматриваю за ними, пока они находятся в ангарах. Мне бы, конечно, хотелось в космос, но компании эта идея не слишком нравится. У них своя политика. Это — тупик, но такова Земля. Если вашему кораблю необходима какая-нибудь помощь, я рад буду оказать вам содействие, сколько бы вы ни заплатили.
— Такового не имею, — сказал я.
— Что-то случилось?
— Шлепнулся на одной из планет края Течения Алькионы пару лет назад. Прошло всего несколько недель после того, как меня подобрал рэмрод. У меня ничего нет, кроме колоссального долга и кое-каких безделушек, которые принадлежали моему партнеру.
— Хотите позавтракать?
— Конечно. А тебе не надо на работу?
Он покачал головой.
— В порту нет кораблей. Унылое время до завтрашнего дня, пока «Аббенбрук» не прибудет с Теплара.
Я был удивлен. Тоскливые времена в Нью-Йорке для меня было чем-то новым. Это говорило о том, что центром операций на линиях стала какая-то другая планета. "Наверное, Пенафлор или Валериус", — подумал я. Я все еще помнил времена, когда Земля была центром человеческой вселенной, как от нее произошла вся цивилизация. Я еще не считал себя старым. Да, времена меняются с большой скоростью. Новый Рим создал святой межзвездный закон. Новая Александрия наводнила рынок чужеродными знаниями, достижениями чужеродной науки. Неизбежно, что космические линии переместятся наконец на новые планеты. Горячие звезды ядра где много энергии, способствовали созданию пояса планет с хорошо развитой тяжелой индустрией, протянувшегося от Пенафлора до Ансельма. Земля осталась только там, где были люди. Но и они покидали ее, охваченные бесконечным стремлением вырваться во внешние миры.
Просто Земля больше не была нужна. Она приходила в упадок сотни лет. Она вынашивала в своем чреве космическую эру больше миллиона лет и выкармливала молодые миры еще пять веков. Но в эту ночь она была пустынной и умирающей.
Завтрак был хорош.
— Это все, что я могу вам предложить. Простите, — сказал Джонни.
— До вчерашнего дня я питался чужеродным салатом и овсянкой, ответил я, — завтрак великолепен.
— Я зарабатывал в порту не слишком много, — объяснил он.
— Отправляйся на Пенафлор, — сказал я.
— Если тебя учил Хэролт, то тебе хватит знаний, чтобы выбиться там в люди. Несмотря на дурную репутацию, жизнь на планетах тяжелых металлов не слишком сурова. Там полно хороших людей, легко зарабатывающих на жизнь. Ты тоже получишь хороший корабль если хочешь летать.
— Я же сказал, что зарабатываю мало, а компания не разрешит мне работать на корабле, летящем на одну из этих планет. Мне, черт возьми, не на что купить билет.
— Ты можешь попасть туда короткими перелетами: Фило, Адлай, Валериус. Или что-то вроде этого. На каждой из планет подзаработай немного, пока не накопишь денег на дорогу до следующей. Потом, когда ты попадешь на Кольцо, будет гораздо легче. Первый шаг — самый тяжелый.