Тегле
Шрифт:
— Не махнуть ли нам в Константинополь? — предложил Юрий. — Кажется, там что-то нешуточное затевается. На автомобиле дня за полтора доберемся.
— Константинополь — дело интересное, — нехотя согласился Ведмедь, — но меня очень уж привлекает Пятая Печать Разгора. По-моему, в ней что-то кроется, что может пролить свет на многие события, как настоящие, так и будущие.
— Олкона? — спросил Юрий. — Но она появляется среди язычников, а те не слишком привечают посторонних, да еще смеющихся над их верованиями и истуканами. К тому же Увелбене Лас находится на территории Речи
— Ерунда! — отмахнулся Ведмедь. — Лишь бы Печать меня приняла.
Отправиться решили не медля. Да и какие могли быть сборы?
Германскую границу миновали без происшествий. Две пустые бумажки, благодаря Ведмедю, сошли за полноценные паспорта. Со сложным чувством, не передаваемым одним словом, чувством Юрий всматривался в ухоженные немецкие города и селения. Еще свежи были в памяти совсем иные виды — патрули на улицах, свастика, эсэсовские мундиры. Сейчас же мало что говорило о том, что идет война. Правда, бои велись далеко на востоке. По сводкам с фронта можно было понять, что ни одной из воюющих сторон не удалось добиться сколько-нибудь значимого успеха. Где-то немцы продвинулись на польскую территорию на 2–3 километра, на других участках фронта наблюдалась обратная картина. Словом, это была не та война, которой опасались Просветленные. Поставленную задачу Кондрахин успешно выполнил.
В дороге Юрий покупал свежие газеты и во время остановок вслух зачитывал их Ведмедю, переводя на русский. Похоже, мирный Крестовый Поход все же вызвал скандал. Досужие репортеры засняли в католической колонне нескольких вооруженных людей. Даже если с оружием идут не все, то поход уже с трудом можно было назвать мирным. Не на шутку встревоженные представители патриарха константинопольского при папском престоле потребовали объяснений. Заверения понтифика о том, что имеет место банальная провокация, тревоги не сняли. Ноту протеста в Ватикан направил и Московский патриархат. В православных странах, похоже, затевалось встречное шествие.
— Все же надо было ехать в Константинополь, — сказал Кондрахин, сворачивая очередную газету. — Пятая Печать может подождать, тем более, что Олкона далеко не всегда находится в Увелбене Ласе. А вот события, которые назревают, нас ждать не будут.
— Олкона важнее, — сказал, как отрезал Ведмедь. Спорить с ведуном было бесполезно, в этом Юрий убеждался не раз.
Машина мчала их на восток по прекрасным германским дорогам. Дважды они сделали двухдневные остановки, переночевав в первоклассных отелях. Пока они еще не думали, как будут пересекать линию фронта.
Но постепенно мирная картина менялась. Все чаще стали попадаться полевые госпитали, на улицах увеличилось число людей в военной форме. Да и лица гражданских здесь, в прифронтовой полосе, посуровели. Кто знает, куда повернется фортуна?
Ни Ведмедь, ни Кондрахин, без нужды после пересечения границы к гипнотическому внушению не прибегали. Никто и нигде их не останавливал, не спрашивал документов, а в бесплатной пище и прочем они не нуждались — итальянские лиры в самом начале пути
Ехать в машине было комфортабельно. Правда, Ведмедь совершил бы это путешествие еще более непринужденно — просто перенесся бы из Рима в Увелбене Лас. Но Кондрахин этого повторить не мог. Так бы мчаться и мчаться, глотая километры асфальта, коли бы не фронт, растянувшийся от Балтики до Венгерского королевства.
Ведмедь откинулся на спинку переднего сиденья и блаженно закрыл глаза, по видимому, медитируя. Кондрахин покосился на него.
— Автомобильного пути нам не больше часа. Потом — надо думать.
— Думай, — согласился ведун.
Решение назрело как бы само собой. В придорожном трактире, куда Юрий со спутником заявились поужинать, находилась группа германских офицеров, чуть подвыпивших и хваставших друг перед другом летными подвигами. Кондрахин не разбирался в знаках различия у военных Тегле — не видел в том практической нужды, но, судя по возрасту, это были не слишком опытные, но уже испытавшие азарт воздушных боев авиаторы. Выделялся лишь один из них — почти вдвое старше прочих, с проседью на висках, и орденами на форменном кителе. Военный летчик, доживший до седых волос, вряд ли может быть посредственным летчиком.
"Это то, что нужно, — подумал Юрий, — такого не так просто сбить огнем зенитной артиллерии". Его не смущало, что германский ас находился в компании молодых сослуживцев. Он и сам бы сумел отделить его, подчинить своей воле, а уж тем более — вместе с Ведмедем…
Он наклонился через стол и одними глазами показал на офицера-орденоносца. Ведмедь мгновенно все понял и согласно кивнул.
— С одной стороны, нужно дождаться темноты, — негромко сказал Кондрахин, — с другой — позаботиться о том, чтобы наш летун не напился.
— А он и не пьет, — ответил ведун, вовсе не глядевший в сторону офицерского столика, — просто вид делает.
— Откуда такая уверенность? — поинтересовался Юрий.
— А я давно за ним слежу.
О том, что за человеком, после соответствующей тренировки, можно следить, сидя к нему спиной, Кондрахин знал давно, но не предполагал, что до такой степени. Да, видать дал он пороху понюхать Кудеяровым ищейкам!
— Так что будем делать?
— Возьми на себя летчика, я а займусь остальными, — ответил Ведмедь.
Через четверть часа офицеры зашевелились, расшумелись, стоя выпили за победу германского оружия и стали собираться. Ушли все, кроме седого. Спроси его, почему он остался, последовал бы честный ответ: захотелось побыть одному.
Ранним утром он был задержан военным патрулем — но уже на польской территории. Как и зачем он туда попал, летчик совершенно не помнил, да и вообще производил впечатление человека с нездоровой психикой. Самолет его, совершенно целехонький, стоял в поле, в нескольких километрах от места задержания. Ни о каких пассажирах, если таковые были на борту, германский летчик не ведал.