Техасский рейнджер
Шрифт:
Не заставив себя долго ждать, Дьюан вскоре появился на пороге дома.
– Входите и садитесь, - сказал Мак-Нелли, делая знак второму присутствующему в комнате подняться. - Оставьте нас, Рассел, и закройте дверь. Я сам займусь этими донесениями!
Мак-Нелли сидел за столом, на котором стояла лампа и лежали разнообразные документы. Дьюан впервые получил возможность разглядеть его при ярком свете. Это был представительный черноглазый брюнет лет сорока, с военной выправкой и бронзовым загорелым лицом, - властным, суровым и проницательным, хоть и не лишенным определенной доброты. Он торопливо просмотрел несколько бумаг, пометил их и разложил по конвертам.
– Дьюан, я ждал этой минуты два года, - начал он.
Дьюан натянуто улыбнулся; улыбка на его лице выглядела как-то странно. Он никогда не отличался разговорчивостью. А вести беседу здесь казалось ему более сложным, чем обычно.
Должно быть, Мак-Нелли почувствовал его затруднения. Он долго и серьезно глядел на Дьюана, и его быстрые, нервные манеры сменились грустной задумчивостью.
– У меня есть много чего сказать, но вот с чего начать... - проговорил он. - Дьюан, у вас была трудная жизнь после того, как вы стали скрываться. Я никогда не встречался с вами прежде, не знаю, как вы выглядели мальчишкой. Но зато я вижу теперь... Что ж, жизнь рейнджера тоже не состоит целиком из роз...
Он покатал в губах сигару, выпуская изо рта клубы дыма.
– Слышали что-нибудь из дома с тех пор, как покинули Уэллстон?
– Нет.
– Ни словечка?
– Ни единого, - с грустью ответил Дьюан.
– М-да, трудно вам пришлось... Но теперь я рад вам сообщить, что до последнего времени ваша мать, сестра, дядя - все ваши родственники, кажется, - чувствуют себя хорошо. Я поддерживаю с ними переписку. Правда, давненько уже ничего не получал от них.
Дьюан на мгновение отвернулся, переждав, пока исчезнет тугой комок в горле, и затем произнес:
– Чтобы услышать это, стоило пройти через все, что я перенес сегодня.
– Представляю, что вы сейчас чувствуете! Когда я был на войне... впрочем, давайте перейдем к сути дела.
Он придвинул свой стул поближе к Дьюану.
– За последние два года вы, очевидно, не раз слышали о том, что я хочу повидаться с вами?
– Раза три, насколько я помню, - ответил Дьюан.
– Почему же вы не отыскали меня?
– Я думал, что вы принимаете меня за одного из тех бесшабашных стрелков-одиночек, которые не могут устоять перед вызовом, и таким образом надеетесь заманить меня в ваш лагерь, чтобы здесь арестовать.
– Пожалуй, вполне резонно, - продолжал Мак-Нелли, - Вы меня не знали, иначе давно бы пришли. Я давно уже разыскиваю вас. Но характер моей службы, как вы сами понимаете, вынуждает меня к осторожности. Дьюан вы имеете представление о том, какая слава идет о вас по всему юго-западу?
– Время от времени я узнаю об этом даже вопреки моему желанию, отвечал Дьюан.
– Ваше имя считается самым знаменитым на всей техасской границе, за исключением имен Мюрреля и Чизельдайна. Однако тут имеются некоторые различия. В свое время Мюррель был известен тем, что по праву заслужил свою позорную славу. И Чизельдайн в свое время тоже. Но я нашел на юго-западе Техаса сотни ваших друзей, которые клятвенно утверждают, что вы не совершали никаких преступлений. Чем дальше я продвигался на юг, тем это становилось очевиднее. Установить истину - вот все, что мне нужно. Приходилось ли вам когда-нибудь совершать преступление против закона? Скажите правду, Дьюан. Ваши слова никак не повлияют на мои планы в отношении вас. И когда я говорю "преступление", то имею в виду то, что я сам бы назвал преступлением, как и всякий здравомыслящий техасец.
– В этом смысле мои руки чисты, - ответил Дьюан.
– Вы никого не грабили, не нападали на лавки, чтобы добыть съестного, не крали лошадей, когда очень в них нуждались, - никогда не совершали ничего подобного?
– Как-то мне удавалось держаться в стороне от всего этого, даже в самые трудные времена.
– Дьюан, я чертовски рад! - воскликнул Мак-Нелли, пожимая руку своему собеседнику. - Рад за вас и за вашу добрую матушку! Но все равно, как бы там ни было, вы объявлены властями Техаса вне закона. Вы отлично понимаете, что при существующих обстоятельствах, попадись вы в руки закона, вас скорее всего повесят или отправят в тюрьму на длительный срок.
– Потому-то я и скрывался все эти годы, - пожал плечами Дьюан.
– Конечно! - Мак-Нелли вынул сигару изо рта. Глаза его сузились и странно поблескивали. На загорелых щеках заиграли тугие желваки мышц. Он наклонился поближе к Дьюану и положил жилистую руку ему на колено.
– Слушайте внимательно, - понизив голос, проговорил он. - Если я вручу вам помилование - сделаю вас снова честным, свободным гражданином, очищу ваше имя от позора, заставлю вашу матушку, вашу сестру опять гордиться вами, - поклянетесь ли вы сослужить мне службу? Любую, которую я потребую от вас?
Дьюан сидел молча, словно оцепенев.
Медленно, с более убедительными интонациями и с явным волнением в голосе капитан Мак-Нелли повторил свой необычный вопрос.
– Боже мой! - вырвалось из груди у Дьюана. - Что такое? Мак-Нелли, не может быть, чтобы вы говорили это серьезно!
– Никогда в жизни я не был более серьезным! На карту поставлено слишком много, а я играю честно. Ну, так что вы скажете?
Он встал со стула. Дьюан, словно завороженный, поднялся вместе с ним. Рейнджер и беглый преступник пристально взглянули друг другу в глаза, словно пытаясь проникнуть в самую глубину души своего партнера. Во взгляде Мак-Нелли Дьюан прочел правдивость, силу, честные намерения, надежду, даже радость и постепенно растущую уверенность в победе.
Дважды Дьюан пытался говорить, и дважды ему удавалось произнести лишь какие-то хриплые нечленораздельные звуки. Наконец, с усилием сдержав поток рвущихся из груди слов, он постепенно обрел дар речи:
– Любую службу? Да все, что будет в моих силах! Мак-Нелли, я даю вам слово!
Свет от лампы играл на лице Мак-Нелли, смягчая его суровые черты. Капитан протянул руку. Дьюан схватил ее и стиснул в рукопожатии, которыми мужчины обмениваются лишь в минуты самых глубоких потрясений.
Когда они разомкнули руки, Дьюан отступил на шаг, чтобы без сил свалиться на стул. Мак-Нелли выбрал новую сигару - первую он раскусил чуть ли не пополам, - и, прикурив ее, как и прежде, от лампового стекла, обернулся к своему гостю, снова спокойный и невозмутимый. У него был вид человека, честно выигравшего по крупному счету. Следующим движением он вынул из кармана кожаный бумажник и достал оттуда несколько сложенных документов.
– Вот ваше помилование от губернатора, - спокойно сказал он. - Прочитав его, вы убедитесь, что действует оно лишь при определенном условии. Когда вы подпишете бумагу, которую я держу в руке, это условие будет соблюдено.