Телевидение
Шрифт:
Вблизи же картина пожара ошеломила даже бывалого телевизионщика. Пламя взметнулось на пару десятков метров, так что можно было снимать без дополнительного освещения.
Валера с трудом нашел место, где припарковаться, — вдоль всего пустыря стояли машины зевак. Даже автобусы, идущие мимо, притормаживали, и розовые лица пассажиров блинами прилипали к стеклам. Взмокший гаишник тут же подлетал к водителю и просто стучал кулаком в краге по стеклу кабины, чтоб тот проезжал и не перегораживал дорогу все подъезжающим и подъезжающим пожарным машинам. Недалеко от горящего дома стояли
«Смотри-ка! Сумели меня обогнать, — подумал Валера. — Из-за Ленки, что ли? Так, идем на разведку. Черт, забор глухой, за ворота пускают только полжарки. С земли запечатлеешь только суету да огонь. Придется использовать Серегино изобретение. А Виктор где же?»
Носов уже бегал с “бетакамом” и снимал с плеча подъезжающих пожарных, мрачных милиционеров в неизменных кожанках, толпу зевак и пламя, с ревом взлетающее к низкому темному утреннему небу.
— Вэл, привет! — обернулся он к Никитину. — Похоже, ничего путного не выйдет. У меня уже два раза документы проверяли. За ворота не пускают ни в какую.
— Свидетелей не нашел?
— Нет их. Спали все свидетели. Охранника взяли в оборот менты и федералы, — кажется, это он тревогу поднял.
— Надо бы его потом подловить. А сейчас тащи Серегину треногу, — надеюсь, взял с собой?
— Всегда при мне, — успокоил Виктор. — Вот уж где она сработает на все сто! А чего самого-то Кулибина не видать?
— Он сегодня поработает втемную. Случай-то соответствующий. Скоро подъедет. Давай камеру и беги за стойкой, — поторопил Виктора Никитин и пошел к милиционеру, который топтался возле спецмашин.
Тот хмуро уставился на человека с телекамерой в руке и даже сплюнул в его сторону. Потом решил, что это выглядит уж больно демонстративно, хрюкнул носом и сплюнул еще раз куда-то вбок.
— Товарищ подполковник, я корреспондент “Дайвер-ТВ”, — протянул свое удостоверение Валера. — Разрешите нам поснимать? Может, вы скажете несколько слов о происшедшем?
— Скажу, но это будет сплошное пипиканье — или как там у вас мат заглушают? И как вы узнаете все раньше нас? — удивился подполковник. — Эти орлы еще рукава не размотали, а вы уже тут как тут! — кивнул он на пробегающего мимо щуплого пожарного в огромной каске. — Черт с вами, снимайте. Только под ногами не мотайтесь, с вопросами не лезьте и ребят из ФСБ не берите крупно — они этого не любят. Короче, — хитро улыбнулся милиционер, — располагайтесь через дорогу и работайте. У нас, чай, демократия… Вот питерских не видать, а вы, москвичи, уже тут!
— Рука Москвы — она длинная, — отшутился Никитин. — Да и кто рано встает, тому Бог дает…
Подполковник с досадой наблюдал, как телевизионщики ловко водрузили на крышу “Нивы” треногу с камерой, прикрепили ее к багажнику, и аппарат вдруг вознесся на телескопической стойке метров на пять вверх и стал, поблескивая отсветами огня в объективе, поворачиваться из стороны в сторону и наклоняться, повинуясь движениям длинного шеста с пультом в руке оператора, который управлял ею, глядя снизу в портативный монитор.
Никитинцы
— Вить, панорамку дай, а потом — на дом, — негромко распоряжался Валера, пристально вглядываясь в экран мониторчика. — Смотри, от строения справа ничего не осталось. Задержи чуть, сейчас полыхнет, и будет видна глубина воронки. Е-мое, да там дна нет! — воскликнул он. — Там у Бобо, по слухам, вроде гараж был. Если его подорвали, то где же машина? Неужели в клочки разнесло?
— А может, дом взорвали? Смотри, и галереи полыхают, и сам дом, и сарай слева.
— Это не сарай, а конюшня. Он же был пятиборцем и, говорят, держал тут целый табун. Гарцевал иногда как лорд английский. Благо места полно — целый гектар.
— Неужели лошади там горят? — забеспокоился Носов, очень любивший животных. — Снимай, снимай — пожарные никак ворота не откроют. Во! Открыли!
— Держи, держи кадр! — заорал Никитин. — Это же фантастика!
По упавшим воротом проскакали три обезумевших полыхающих коня. К счастью, горели не сами лошади, а сено, упавшее на них с чердака конюшни. Живые факелы заметались по двору, постепенно угасая, по мере того как сено слетало с крупов. Пожарные тут же направили на несчастных животных струи воды, и от них клубами повалил розовый пар.
— Вот это кадры! — задохнулся от профессионального счастья Валерий.
— Не возьмут их у тебя в “Дайвере”, — охладил его пыл Носов. — Ваша Загребельная — активистка защиты животных и сочтет это негуманным.
— Ага, а отрезанные головы из Чечни — это верх гуманизма? Их же неделю крутили во всех новостях. А тела на Пушкинской? А тут всего лишь несгоревшие лошади.
— Что поделать, так уж мы устроены, — философски заметил Виктор. — Братья меньшие самые любимые… Но где же тачка Бобо?
— А это мы сейчас выясним, — пообещал Валерий, всматриваясь в экран и одновременно вытаскивая мобильник. — Это я, — сказал он в трубку. — Где машина?
Один из милиционеров на экране поднес руку с телефоном к уху, оглянулся и отошел в сторону от коллег.
— Слушай, тут такое дело… Ты видишь что-нибудь? — спросил капитан.
— Тебя — как на ладони.
— Лихо. Так вот, нас оттопыривают. ФСБ все берет в свои руки. Я тебе позже все расскажу.
— Какой позже! — закричал Никитин. — Мне же нужно все перегнать через час или вообще забыть об этом деле. Дай хоть что-нибудь.
— Спалишь ты меня, Валера, — вздохнул капитан. — Ладно, вот тебе минимум: машину точно подорвали, то ли дистанционно, то ли особой установкой на выключение движка — есть такая новая фишка, федералы сказали. Рвануло обычно — под сиденьем грамм на двести. Тела в кабине нет. Он, наверно, вышел залить бензин.
— Так где же тело и машина? Я их не вижу — провалились, что ли? — нетерпеливо спросил Никитин.
— ”Где”, “где”… За дом ее забросило. У этого жлоба под гаражом целая цистерна была врыта — он же раньше половину городских заправок “крышил”.