Телохранитель
Шрифт:
— Неделю назад подозреваемый убил четверых. Сейчас он пропал. Никто не знает, где он. А вы приносите мне фотографию двадцатилетней давности! Как она поможет мне найти этого человека?
Эмма тут же изменила тактику, уступая его натиску.
— Не знаю, инспектор, — дружелюбно сказала она. — Может быть, снимок для вас и бесполезен. Я не хочу тратить понапрасну ваше драгоценное время. Я очень уважаю полицию. Просто я надеялась, что, может быть, вы поможете мне.
— Как?
— Снимок человека по телевизору я видела всего несколько секунд. Может быть, вы позволите мне взглянуть
— Нет. Я не могу этого сделать. Снимок является вещественным доказательством.
— Понимаю.
— Вот и хорошо.
— А можно кое о чем вас спросить?
— Спрашивайте.
— В новостях сказали, что тот человек, Якобус де Виллирс, работал в ветеринарной клинике…
— Эти телевизионщики вечно все путают. Не в клинике, а в реабилитационном центре.
— Можно узнать, как называется этот центр?
Инспектору явно не хотелось отвечать. Он поправил ярко-желтый галстук, поиграл мускулами под белой рубашкой.
— «Могале». Вы что же, хотите поехать туда с вашей фотографией?
— Если вы не против.
— Наживете неприятностей.
— Инспектор, уверяю вас…
— Вы ничего не понимаете. Думаете, я не хочу вам помочь. Думаете, с этим полицейским тяжело иметь дело…
— Нет, инспектор…
Он поднял руку:
— Я знаю, именно так вы и думаете. Но вам не понять наших проблем. У нас крупные неприятности. Между вашими сородичами и чернокожими.
— Моими сородичами?
— Белыми.
— Но я здесь никого не знаю.
— Не важно. Ситуация у нас очень напряженная. Постоянные стычки. Чернокожие говорят, что белые нарочно прячут этого Коби де Виллирса. Они говорят, что белые заботятся только о животных. У тех людей, которые погибли, есть семьи. Их родственники очень злы. Здешние животные дикие. Они принадлежат всем людям. Они не собственность белых.
— Я понимаю…
— И если вы поедете туда и начнете расспрашивать, то ничего хорошего не выйдет.
— Инспектор, даю слово, что я не стану нарываться на неприятности. Я приехала сюда не в связи с убийствами. Мне очень жаль родственников погибших. Я тоже потеряла всех своих родных. Мне просто нужно поговорить с людьми, которые работали с тем человеком. Я покажу им фотографию, и, если они скажут, что он не тот, кого я ищу, я уеду домой и больше вас не побеспокою.
Инспектор нахмурился. Он пристально всматривался в нее, как будто полагал, что может силой своей воли заставить ее переменить решение. Эмма не отвела взгляда и смотрела на него с неподдельной искренностью.
Патуди сдался первым. Глубоко вздохнул, придвинул к себе папку с делом, раскрыл и достал фотографию. Потом сердито приложил ее к той, которую привезла Эмма. Два снимка лежали на столе бок о бок.
Эмма нагнулась вперед, чтобы получше рассмотреть два снимка. Инспектор наблюдал за ней. Я потел и рассматривал плакат на стене. Он советовал гражданам не нарушать закон.
Эмма и следователь-кремень сидели в такой позе минуту или две. Оба молчали.
— Это Якобус, — негромко, как будто про себя, сказала Эмма.
Патуди вздохнул.
Эмма взяла оба снимка со стола и протянула мне:
— Что скажете, Леммер?
Я?!
Снимок Якобуса Леру был черно-белым: молодой солдат в панаме улыбается в камеру. Те же высокие скулы, что и у Эммы, такой же чуть скошенный клык. В его глазах читалось нетерпение; ему хотелось поскорее закончить с фотосъемкой, потому что впереди его ждал целый мир. Держался он просто, уверенно; ему нравилась и камера, и то, что она снимала. Мой отец богат, и жизнь похожа на спелый вкусный плод.
На снимке Патуди Коби де Виллирс был снят в цвете, но казался бесцветным. Видимо, они увеличили фото с удостоверения личности. Казалось, де Виллирс устал от жизни. Он не улыбался; невыразительное лицо, скучные глаза. Сорокалетний мужик, который уже ничего не ждет от жизни. Единственное возможное сходство читалось в скулах, но сходство было смутным, порожденным верой. Или надеждой.
— Ek kan nie s^e nie.
— Dis reg, — ответил инспектор Патуди также на африкаансе. — 'n Mens kan nie s^e. Невозможно сказать наверняка.
Эмма с удивлением посмотрела на него.
— А мы все время говорили по-английски! — воскликнула она.
Он пожал плечами:
— Я говорю и на сепеди, и на чивенда, и на зулу. Это вы обратились ко мне по-английски.
Эмма положила снимки на стол и развернула так, чтобы Патуди видел оба.
— Посмотрите на глаза, инспектор! И на овал лица. Возьмите первый снимок и прибавьте двадцать лет. Это Якобус… Очень может быть, что это Якобус!
Патуди покачал головой:
— Что значит «очень может быть»? Вы знаете, в чем заключается моя работа, миссис Леру? Мне нужно поймать человека, которого обвиняют в убийстве. — Он постучал пальцем по снимку несчастного Коби де Виллирса. — Мне нужно найти его и доставить в суд. Мое дело — доказать, что он виновен в том, что ему инкриминируют. Доказать убедительно. Привести разумные доказательства. Судьи очень строгие. Они накричат на меня, если я начну рассуждать о том, что это «очень может быть». Понимаете?
— Понимаю. Но я не хочу никого тащить в суд.
Он схватил снимок и сунул его обратно, в папку с делом.
— Что у вас еще?
— Инспектор, что сделали убитые?
Морщина на лбу Патуди стала еще глубже.
— Нет, миссис Леру, в интересах следствия я не имею права ничего рассказывать.
В БМВ Эмма сосредоточенно изучала карту. Я направил себе в лоб струйку кондиционера и наслаждался долгожданной прохладой.
— Давайте по пути заедем на автозаправку. Я хочу выяснить, где находится реабилитационный центр «Могале».
Я отъехал от обочины.
— Хорошо, миссис Леру. — Без всякой задней мысли я назвал ее так, как обращался к ней инспектор Патуди.
Она звонко и музыкально рассмеялась.
— Этот инспектор — интересный человек, — заметила она. Отсмеявшись, она немного помолчала, а затем добавила: — И вы тоже.
Поставила меня на одну доску с сыщиком. Я не был уверен в том, что она права, но мне надо было как-то реагировать.
— Вон там автозаправка «Энген», давайте спросим у них…
Я включил поворотник и развернулся.