Темень
Шрифт:
Малыш уже почти висел в воздухе. Его шея вытянулась, маечка вылезла из шортиков, обнажив полоску живота. Из глаз выступили слёзы. Но мальчишка молчал, сжав зубы. И это бесило Синяка.
– Чтобы мне через пять минут всё блестело… - рявкнул он: - пол вымой! Время пошло!
Синяк недавно отслужил. В родном строительном батальоне. «Косить» не имело смысла – пошёл бы на зону. Военком «предложил вариант». Армейская жизнь не пошла впрок Синяку, зато сделала его ещё злее. И изобретательнее.
Поняв, что пьяный дядька может сотворить с ним всё, что угодно,
– А тряпку… Иди сюда! – поманил он малыша.
Мальчик осторожно подошёл. Синяк схватил его поперёк туловища и одним движением содрал с ребёнка маечку, бросив её в вонючую лужу на полу.
– Во…Давай. Работай. Скоро проверю…
Змей действительно позвонил. Мастёвый особо не возмущался, что, хоть и не слишком меня удивило, но вызвало неимоверное облегчение. Договорились так: Мастёвый забирает Саньку сразу по приезде, на это уйдёт где-то с полчаса. Потом ещё час – на доставку домой. А потом, когда сдаст малыша на руки матери, отзвонится мне под видом моего друга, совершенно случайно нашедшего чужого ребёнка. За это я должен был уговорить Саньку молчать о случившемся, и подтвердить версию Мастёвого о том, как он случайно заблудился в лесу. На всё про всё отводилось полтора часа – за это время мы как раз успели бы подобраться к точке. Нужды в заложнике у Мастёвого уже не было – заложником становился я. Так что, вроде бы, всё начинало налаживаться. Оставалось теперь – довести их до места. А вот с этим как раз могли возникнуть осложнения…
Я никогда не водил в Зону людей. Только сам, только один. Меня водил когда-то Крот, да и то – лишь раз. Я никогда не брал с собой оружия. Я не воевал с Зоной и её обитателями, и она – до поры, конечно, не трогала меня. Теперь всё изменилось. Со мной шла бригада бритоголовых, которые только что нарушили закон – и государства, и Зоны. Они пришли не с миром, они пришли забрать, вырвать у Зоны то, что теперь принадлежало только ей. Груз с разбитого Ми-8 – вот за чем мы шли. О катастрофе первым узнал Ухо, потому именно он и стал проводником. Сталкером, судя по всему, он был неважным, оттого, по версии Змея, и взяли меня. Мастёвый сосватал, как плату за какой-то старый должок. Потому и усердствовал Колотый, что наехали на него Змей с ребятами – доставай, мол, нам сталкера, или возвращай должное. Груз обещался быть очень ценным. Везли экспедицию, а они экипировались – дай Бог… Один раз «пощипать» такую вертушку – и на годы можно забыть о необходимости зарабатывать деньги. Змей обещал, что если мы нормально выберемся – за мной будет доля. Хорошая доля… Насчёт этого иллюзий я не испытывал. Наслышан о таких «щедростях». Бандит – он же на всё готов пойти, когда ему надо. А если ты ему не нужен, то все обещания мигом забываются. Так что, Птица, твоя программа-минимум – Саньку выручить. А максимум – самому в живых остаться. Ты после предупреждения в Зону влез – а она такого не прощает, помнишь? Так что особенно не обольщайся. А теперь – пора, поднимай народ. Нам ещё идти да идти…
Мастёвый выскочил из машины, сунул мобильник в карман брюк и направился к хате. Что ж, вон оно как получилось… Пицца, значит, теперь в фаворе. Ну-ну. Посмотрим, что из этого выйдет. Змей – он тоже не подарок, чтоб с ним играть, нужно фарт иметь. И голову.
Подойдя
Кладовка, где должен был сидеть малой, была распахнута настежь. Посередине тесного помещения размахивал армейским ремнём Синяк, стегая им катающегося по полу ребёнка, который закрывался руками и орал от боли и страха. Мастёвый успел заметить, что малыш раздет, хотя в хате было прохладно, и почему-то весь мокрый, и в ту же секунду он оказался рядом с Синяком.
Успел ли сообразить Синяк, что он уже не один – неизвестно. Но было уже поздно. Молниеносный удар татуированным кулаком бросил его на пол, а уже на полу Мастёвый поддал ему ногой под дых.
– Чё творишь, пидор? Охренел совсем? Я тебе чё сказал – малого лупить? Тебя что, замочить, суку?!! – ярился Мастёвый.
Синяк не сопротивлялся – он скорчился в углу, как только что это делала его жертва, и закрывал голову руками. Впрочем, Мастёвый уже не обращал на него внимания. Он стоял над мальчишкой, пытаясь поднять его с пола. Это было непросто – малыш был скользким от пива, а раны на руках не позволяли сильно за них ухватиться. Избит он был изрядно: красные полосы на спине, ногах и руках ясно показывали, что он чем-то сильно не угодил Синяку. Кое-где на теле отчётливо отпечаталась металлическая пряжка – там уже намечались порядочные синяки. Малыш рыдал.
– Вот, курва… Как же я тебя теперь домой повезу? – вполголоса возмутился Мастёвый.
Он поднял мальчишку на ноги и вытащил в соседнюю комнату. Синяк тоже поднялся, и теперь, набычившись, хлюпал разбитым в кровь носом в углу. Мастёвый перевёл взгляд на мальчишку. Малыш крупно дрожал всем телом, не столько от холода, сколько от пережитого. Пиво подсыхало на его теле, оставляя противную липкость, а светлые волосы слиплись комками. Да, полная не кондиция. Даже если не считать красных полос на теле и синяков от пряжки. Да ещё наклёвывался порядочный бланш на левой щеке – где-то мелкий здорово приложился к полу или стене. Отвезти такого родителям – и прямая дорога в тюрьму. Никаким байкам о мальчике, который случайно заблудился в лесу, они не поверят. Никто бы не поверил… Деревья не бьют детей пряжками. Чёрная злость захлестнула Мастёвого:
– Сука ты тупорылая… Мне ж его отдавать теперь нужно было! Звонили мне… Люди. Ты его домой потащишь, придурок?
Синяк молчал. Мастёвый нервно прошёлся по комнате. Малыш уже не рыдал, он тихонько и безнадёжно всхлипывал. Вид у него был донельзя жалкий, но в нынешнем состоянии он вызывал у Мастёвого не жалость, а брезгливость и желание побыстрее избавится от этой нежданной проблемы.
– Я тебе сразу говорил: кончим и дело с концом, - зло проверещал Синяк.
– Мля… Дебил! – взорвался Мастёвый. Мне отзвониться через час нужно, и малой должен что-то пискнуть в трубку. С мамашей вместе. Иначе голову нам оторвут.
Мастёвый сел. Малыш отполз в дальний угол, и притаился там. По бледному личику расползалось красное пятно, огромные глаза наполнились страхом. Он всё ещё дрожал, но уже не той, крупной дрожью. Возможно, ему было холодно – судя по «цыплячьей коже» по всему телу. Мастёвый вдруг повернулся к мальчику: