Темная дикая ночь
Шрифт:
Слышится звон колокольчика и как кто-то вошел, стуча каблуками по полу из линолеума.
– Спрашиваю тебя в последний раз, – шепчет НеДжо, – ты точно-точно уверен, что не свидание?
Я открываю рот ответить что-нибудь порезче, но останавливаюсь, услышав вопрос Лолы:
– А где Оливер?
– На коленях под стойкой, – с придыханием говорит Джо и широко мне улыбается.
Зал наполняется ее неуверенным молчанием.
Я бросаю на Джо раздраженный взгляд.
– Здесь, внизу, – говорю я ей и машу упаковкой скотчей над головой. – Копаюсь в коробках.
– Угу, –
Я откладываю в сторону последнюю упаковку и чуть не проглатываю язык, когда встаю и вижу ее полностью. Кожаные штаны Лолы нужно запретить законом. А если еще учесть ее туфли, под каблуком которых я бы с радостью умер, и на многое намекающий, но ничего не открывающий топ? Мои шансы не выставить себя дураком в какой-нибудь ситуации равны нулю.
– Потрясающе выглядишь, – говорю я и, не долго думая, обхожу стойку и, наклонившись, целую ее в щеку.
Она реагирует, будто это не из ряда вон, а нормальное дело, улыбается и тихо произносит:
– Спасибо.
Она скользит взглядом к моим лежащим на стойке кошельку и ключам, но я еще не закончил с ней. Ее гладкие черные волосы собраны в высокий хвост. Я смотрю на ее прямую челку, почти незаметный макияж, хотя я вижу, что он есть. На подчеркнутые черным карандашом глаза, розовыми румянам щеки и наводящие на порочные мысли красные губы.
– Оливер?
Мой голос получился срывающимся:
– Ты действительно красивая.
На этот раз она смеется.
– Благодарю, – говорит она и добавляет: – еще раз. Лондон помогла. Честно говоря, позволить нам обеим возиться с макияжем – все равно что выдать мартышке очки.
Когда я отхожу забрать свои вещи, она открыто оглядывает меня сверху донизу. Я следую за ее взглядом по своей одежде: узкие черные брюки и черная рубашка.
Я даже отполировал ботинки ради этой женщины.
– Черт возьми, – замечает она. Она оценила, и довольно высоко. И я понимаю, что мы всегда это делали – флиртовали и сыпали тонкими намеками – просто никогда еще это не ощущалось настолько явно.
– Рад, что ты одобряешь, – отвечаю я. – Я припарковался за углом.
Она идет за мной, по пути прощаясь с Джо. А потом берет меня за руку и улыбается.
– Я очень даже одобряю.
Ага. Я в жопе.
***
Я всегда знал, что Лола затихает, когда обдумывает что-то, ее беспокоящее. Могу предположить, что причина ее нежелания обсуждать свои проблемы – в отличие от Харлоу или даже Анселя – в том, что ей нужно время самой обо всем поразмыслить. Но когда в машине она вспоминает разговор с Остином и начинает перечислять плюсы его идеи, какое-то я время отмалчиваюсь, думая, а вдруг причина ее привычки молчать, прежде чем начать что-то обсуждать, в том, что она не доверяет собственным суждениям.
– Не уверен, что у меня есть что возразить, – уклончиво отвечаю я и сворачивая на 5-е Северное шоссе.
– Ну давай хотя бы теоретически, для полноты картины, – предлагает она. – Чем может быть хорошо Рэйзору быть с другой планеты?
Я молчу, обдумывая ее вопрос. Но мой мозг это рефлекторно отталкивает – обе идеи дерьмовые. Куинн не нужно превращать в сексуальную штучку. А Рэйзор не пришелец. И нет причин это менять.
Машина легко несется по шоссе, а Лола смотрит в окно, тоже раздумывая над собственным вопросом.
Именно в такие простые моменты мне кажется, что я влюбляюсь в нее еще сильнее.
– Думаю, им можно позволить сделать что-то с визуальной картинкой, – после нескольких минут молчания задумчиво произносит она. – Что-нибудь более креативное, типа флэшбэков из его прошлой жизни вместо линейного повествования.
Пожав плечами, я говорю:
– Наверное, но делать флэшбэки книжному Рэйзору из альтернативного времени – все равно что сделать его пришельцем. Я в том смысле, что ты и так сделала его уникальным, плюс эти временные сдвиги. А мультивселенная трансформирует параллельное время в гипер-время.
– Я знаю, но, может, это подтверждает идею Остина. Сворачивание мультивселенной объясняет существование их всех. Может, идею о параллельном времени легче понять, потому что зрителям проще объединить в одно разные ипостаси одного и того же персонажа.
– Думаю, твоя все же проще, – замечаю я и добавляю: – более изящная. Она начинается с параллельной временной петли. И здесь не нужна ретроспектива.
Она согласно кивает.
– Наверное, мне нужно просто услышать, что они скажут. Все просто, пока это только я и мои книги, плюс мои же идеи. И все становится иначе, когда сюда вовлечены большое количество людей.
Произнесенное грузом повисает между нами. Она собирается позволить Остину и сценаристам себя переубедить? Может, ей и стоит. Но у меня такое чувство, что я бы не стал. Будь я на ее месте, не уступил бы.
– Это ведь не потому, что ты трусишь? – спрашиваю я.
Лола наклоняет голову набок.
– У меня здесь нет опыта, – замечает она, добавляя: – я имею в виду фильм.
– Но ты знаешь саму историю. Рэйзора. И Куинн.
Ведь Куинн – это ты, хочу сказать я. Не дай ему изменить тебя. Не позволяй сексуализировать твой путь от хаоса к триумфу.
Кивнув, она снова поворачивается к окну.
– Знаю. Просто хочу понять, как с этим справиться.
– Что, если он будет настаивать на восемнадцатилетней Куинн? – интересуюсь я. – Или скажет, что без романтической сюжетной линии история Голливуду станет не нужна?
Лола оборачивается и смотрит на меня, и ловлю вспышку ярости в ее глазах, после чего перевожу взгляд на дорогу.
– Возможно, он прав, – говорит она. – Тогда это полный отстой. И да, выходит, что история должна быть романтической, чтобы стать коммерческим кино. Мы ведь не делаем из этого арт-хаус, а продали идею крупной студии. Прибыль тут – ключевое понятие. И в общем-то я знала, на что шла.