Темная игра смерти. Том 1
Шрифт:
Она защелкнула замок и не забыла поставить пистолет на предохранитель, прежде чем швырнуть его на сиденье. Затем потянулась к ключу зажигания, моля Бога, чтобы он оказался на месте. Мотор завелся сразу, и в этот момент чьи-то руки крепко ухватили ее сзади – одна зажала ей рот, другая сильно и профессионально стиснула горло. Натали даже не успела крикнуть и в панике уцепилась за чужие руки в перчатках, сдавившие ей рот и шею. Она отчаянно сопротивлялась и, откинувшись назад, попробовала дотянуться ногтями до нападавшего.
Пистолет! Правой рукой она ощупала соседнее сиденье, но не нашла его. На секунду
«Значит, вот как бывает, когда тебя душат»,– мелькнуло у нее в голове. Царапая ногтями обивку сиденья, Натали попробовала поднять колени, чтобы надавить на гудок на руле. В зеркальце заднего вида она на мгновение увидела красные, как кровь, глаза возле своей шеи, чью-то красную щеку, но тут же сообразила, что это ее собственная кожа казалась красной, поскольку она уже ничего не видела, кроме красных точек.
Ее щеку царапнула небритая щетина, и хриплый голос прошептал ей в ухо:
– Хочешь найти ту женщину? Ищи в Джермантауне.
Натали, как кошка, выгнулась изо всех сил, потом резко откинулась назад, так резко, как только могла, и почувствовала с мимолетным удовлетворением боль от удара головой о чью-то плоть.
Чужие немилосердные руки на миг отпустили ее, и девушка повалилась вперед, судорожно хватая ртом воздух. Она попыталась нащупать пистолет на полу, но тут железные пальцы стиснули ее горло с новой силой. Натали ощутила жгучую боль в шее, множество красных точек снова запрыгали перед глазами, и она погрузилась в пустоту.
Книга вторая
Миттельшпиль
О, разум… В разуме есть горы; пропасти, чтоб падать,
отвесные, страшные, никем не меренные до сих пор…
Глава 14. Мелани
Время для меня теперь сплошная мешанина. Я так ясно помню те последние часы в Чарлстоне и совсем плохо – дни и недели, последовавшие затем. Другие воспоминания выбиваются на передний план. Я помню стеклянные глаза и проплешины в волосах на голове мальчика в населенной призраками детской в Грамбл-торпе. Странно, что я вспоминаю именно это,– я провела там так мало времени. Помню, как дети играли, а маленькая девочка пела в свете зимнего дня на склоне холма над лесом, когда вертолет врезался в мост. Разумеется, я помню ту кровать – завораживающие белые холмы этой тюремной площадки, где покоилось мое собственное тело. Помню, как Нина очнулась от своего смертельного сна – синие губы растянулись, обнажив желтые зубы, голубые глаза вернулись в глазницы на гребне поднимающейся волны личинок, а кровь снова хлынула из дырки с небольшую монету на бледном лбу. Но это не настоящее воспоминание. По крайней мере, я так думаю.
Когда я пытаюсь вспомнить те часы и дни после нашей последней встречи в Чарлстоне, первое, что я ощущаю,– это восторг, бодрость вернувшейся молодости. Я думала тогда, что самое худшее уже позади. Как глупо было так думать.
Я свободна! Свободна от Вилли, от Нины, свободна от Игры и всех кошмаров, связанных с ней.
Я выбралась из «Мансарды», когда там царило смятение, и медленно пошла сквозь тишину ночи. Несмотря на всю боль, причиненную мне в тот день, я чувствовала себя моложе, чем когда-либо за многие-многие годы. Свободна! Я шла легко, наслаждаясь темнотой и ночной прохладой. Где-то неподалеку выли сирены, но я не обращала на них внимания.
Подойдя к «зебре» у перекрестка с интенсивным движением, я подождала, пока загорится зеленый свет. Рядом со мной притормозила длинная машина синего цвета – «крайслер», насколько я понимаю в машинах. Шагнув с тротуара, я постучала в окно автомобиля. Водитель, грузный пожилой человек с остатками волос на затылке, наклонился и подозрительно глянул на меня. Потом он улыбнулся и нажал какую-то кнопку; окно опустилось.
– Что-нибудь случилось, мэм?
Я кивнула и села в машину на удивительно мягкое бархатное сиденье.
– Поехали,– велела я.
Через несколько минут мы уже выезжали из города по шоссе, ведущему в соседний штат. Я говорила лишь тогда, когда нужно было отдать приказания. Держать водителя в своей власти было легко, мне почти не требовалось прилагать усилия. Бодрое чувство вернувшейся молодости принесло с собой уверенность в своих силах, которой я уже давно не ощущала. Откинувшись на спинку сиденья, я смотрела, как мимо проплыли и исчезли огни Чарлстона. Мы уже отъехали от города на несколько миль, и тут водитель закурил сигару. Терпеть не могу сигарного дыма. Он опустил окно и выбросил ее. Я мысленно приказала ему включить кондиционер, и мы все так же молча поехали дальше на северо-запад.
Незадолго до полуночи мы миновали темную полосу болот, куда упал самолет Вилли. Я закрыла глаза и вызвала воспоминания тех ранних дней в Вене: веселье за пивными столиками в садах, освещенных гирляндами желтых лампочек, прогулки поздней ночью вдоль Дуная, возбуждение, которое испытывали тогда мы трое в обществе друг друга, восторг первых осознанных Подпиток. В те далекие годы, когда мы встречались с Вилли в разных столицах, на разных курортах, мне иногда казалось, что я вот-вот влюблюсь в него. Только моя преданность памяти дорогого Чарлза мешала мне предаться каким-то чувствам по отношению к нашему молодому, блестящему спутнику в ночи.
Открыв глаза, я взглянула на темную стену деревьев и кустарника справа от дороги. Представила себе, как изуродованное тело Вилли валяется где-то там, в грязи, среди насекомых и гадов, и ничего не почувствовала.
В Колумбии мы остановились на заправке. Когда водитель платил за бензин, я взяла его бумажник с сиденья. Там оставалось долларов тридцать, все остальное обычный хлам – визитные карточки и фото. Мне было все равно, как его зовут, я лишь взглянула на водительские права, но не стала запоминать фамилию.