Темная игра смерти. Том 2

Симмонс Дэн

– Для этой игры вовсе не требуется шахматная доска, Тони, – улыбнулся Барент. – В конце концов, это всего лишь упражнение для ума.

– И вы говорите, что играете уже несколько месяцев по почте? – спросил Джозеф Кеплер сдавленным голосом. – С тех пор, как мы выпустили в Чарлстон Нину Дрейтон в прошлом декабре?

– Нет. – Барент налил в бокал шампанского, сделал глоток и снова улыбнулся. – На самом деле мистер Борден прислал мне первый ход за несколько недель до Чарлстона.

Кеплер хрипло рассмеялся:

– Значит, в то время как вы с Саттером постоянно поддерживали с ним связь, мне продолжали внушать,

что я один нахожусь с ним в контакте?

Барент бросил взгляд на священника. Тот тупо смотрел в окно.

– Преподобный Саттер общался с мистером Борденом гораздо дольше, – ответил он.

Кеплер подошел к столу и налил себе виски в высокий стакан.

– Вы использовали меня точно так же, как Колбена и Траска. – И он осушил стакан одним глотком. – Так же, как Колбена и Траска, – повторил он обреченно.

– Джозеф, – примирительным тоном произнес Барент, – Чарлз и Ниман просто оказались не в то время и не в том месте.

Дрожащей рукой Кеплер вновь наполнил стакан.

– Убитые фигуры убираются с доски, – прошептал он.

– Да! – с чувством подхватил Вилли. – Но я тоже проиграл несколько фигур. – Он посолил очищенное крутое яйцо и откусил от него большой кусок. – Мы с герром Барентом слишком беззаботно поступили со своими ферзями в самом начале игры.

Хэрод подошел к Марии Чен и взял ее за руку. Пальцы ее были холодными как лед. Охранники Барента стояли в нескольких ярдах от них.

– Они обыскали меня, Тони, – тихо сообщила Мария Чен. – Им известно об оружии в катере. Нам отрезаны все пути с острова.

Хэрод отрешенно кивнул.

– Тони, – она сжала его руку, – мне страшно. Хэрод окинул взглядом зал. Люди Барента зажгли несколько софитов, освещавших лишь черно-белые клетки пола. На вид каждая клетка была размером в четыре квадратных фута. Хэрод насчитал восемь рядов по восемь клеток в каждом. До него наконец дошло, что это и есть шахматная доска.

– Не волнуйся, – произнес он. – Клянусь, я вытащу тебя отсюда.

– Я люблю тебя, Тони, – прошептала прекрасная азиатка.

Хэрод с минуту смотрел на нее, затем отпустил ее руку и направился к столу.

– Единственное, чего я не понимаю, герр Борден, – говорил Барент, – как это вам удалось помешать Фуллер выехать из страны? Люди Ричарда Хейнса так и не установили, что произошло в аэропорту Атланты.

Вилли рассмеялся, стряхнув с губ остатки яичного желтка.

– Телефонный звонок, – ответил он. – Обычный телефонный звонок. На протяжении многих лет я аккуратно записывал телефонные разговоры между моей дорогой Ниной и Мелани, а после мне это пригодилось. – Голос Вилли взвился фальцетом. – Мелани, дорогая, это ты, Мелани? Это Нина. – Вилли взял со стола второе яйцо.

– И вы заранее выбрали Филадельфию как место розыгрыша миттельшпиля? – поинтересовался Барент.

– Нет. Я готов был играть в любом месте, куда бы ни направилась Мелани Фуллер. Впрочем, Филадельфия меня вполне устраивала, поскольку она давала моему помощнику Дженсену Лугару возможность свободно перемещаться в негритянских кварталах.

Барент горестно покачал головой:

– Там мы оба потеряли много ценных игроков. Вот результат небрежных ходов, как с той, так и с другой стороны.

– Да, мой ферзь в обмен на коня и нескольких пешек. – Вилли нахмурился. – Надо было избежать слишком ранней ничьей, но

в целом это не похоже на мою обычную игру в турнирах.

К Баренту подошел Свенсон и что-то прошептал ему на ухо.

– Прошу меня извинить, – промолвил миллионер и направился к столу с аппаратурой.

Через несколько минут он вернулся, явно взволнованный.

– Что это вы задумали, мистер Борден? – осведомился он сердито.

Вилли облизал пальцы и, широко раскрыв глаза, с невинным видом посмотрел на Барента.

– В чем дело? – вмешался Кеплер, переводя взгляд с одного на другого. – Что происходит?

– Несколько суррогатов вырвались из загона, – пояснил Барент. – По меньшей мере двое из охранников убиты к северу от зоны безопасности. Только что мои люди засекли чернокожего помощника мистера Бордена с женщиной-суррогаткой, привезенной на остров мистером Хэродом. Они в четверти мили отсюда, на дубовой аллее. Что вы задумали, сэр? Вилли пожал плечами:

– Дженсен мой старый и очень ценный помощник. Я просто возвращаю его сюда для эндшпиля, герр Барент.

– А женщина?

– Признаюсь, я намеревался использовать и ее. – Немец окинул взглядом зал, в котором собрались, по меньшей мере, дюжины две нейтралов Барента с автоматами. На балконах тоже было полно охранников. – И уж конечно, два обнаженных безоружных суррогата не могут представлять угрозу для вас, – со смешком добавил он.

Преподобный Джимми Уэйн Саттер оторвался от окна.

– А если Господь сотворит необычайное, – изрек он, – и земля разверзнет уста свои и поглотит их, и они живые сойдут в преисподнюю, то знайте, что люди сии презрели Господа. – И он снова повернулся к окну. – Книга Чисел, глава шестнадцатая.

– Премного благодарен, – буркнул Хэрод. Отвинтив крышку от бутылки с дорогой водкой, он начал пить прямо из горлышка.

– Молчи, Тони, – бросил Вилли. – Ну что, герр Барент, вы впустите моих бедных пешек, чтобы мы могли начать игру?

Кеплер с расширенными от ужаса или ярости глазами дернул Барента за рукав.

– Убей их, – настойчиво произнес он, затем указал дрожащим пальцем на Вилли: – Убей и его. Он сумасшедший. Он хочет уничтожить весь мир только потому, что чувствует приближение собственной смерти. Убей его, пока он не…

– Хватит, Джозеф, – оборвал его Барент и кивнул Свенсону. – Приведите их сюда, мы начнем.

– Постойте, – сказал Вилли и на полминуты смежил веки. – Прибыла еще одна фигура. – Он открыл глаза и расплылся в улыбке. – Игра окажется гораздо более захватывающей, чем я предполагал, герр Барент.

Сол Ласки был застрелен сержантом СС с пластырем на подбородке и сброшен в ров вместе с сотнями других убитых евреев. Но Сол не умер. В темноте он выбрался из мокрого рва по гладким остывающим трупам мужчин, женщин и детей, привезенных из Лодзи и сотни других польских городов. Немота в правом плече и левой ноге уступила место раздирающей боли. Он был дважды застрелен и сброшен в ров, но был все еще жив. Жив! И доведен до ярости. Ярость, бушевавшая в нем, была сильнее боли, сильнее усталости, страха и потрясений. Ему казалось, что он снова и снова ползет по обнаженным телам, лежащим на дне сырого рва, и он позволял ярости подогревать свою несгибаемую решимость остаться в живых. В кромешной тьме он все полз и полз вперед.