Темная крепость
Шрифт:
– Дженнифер, это Мас... гм... Дэн, - представила Кари, бросив на него взволнованный взгляд.
Гость пересек комнату и протянул руку.
– Приятно познакомиться. Извиняюсь за вторжение.
Дженнифер пожала его широкую ладонь.
– Никакого вторжения. Я просто зашла, чтобы спросить у Кари несколько советов по воспитанию подростков.
– Она улыбнулась хозяйке.
– Я попробую и посмотрю, что получится. Спасибо, дорогая.
Поцеловав Кари в щеку, Дженнифер направилась к входной двери.
– А вы двое
За ней тихо закрылась дверь.
– Ну… - Кари посмотрела на Дэна.
– У меня полотенца в сушилке. Подожди секунду.
Когда она ушла, Мастер решил осмотреться.
Правая сторона гостиной заканчивалась старомодной кухней с дубовыми шкафами, которые соответствовали большому круглому столу и стульям на той же стороне. На полу лежал разноцветный плетёный коврик, над раковиной на окне стояли растения, а в воздухе присутствовал аромат корицы. На пергаментной бумаге было разложено овсяное печенье, а на столешнице стояли мука, сахар и бутылка ванили.
Она сама испекла печенье? Не в силах удержаться, он взял одно. Теплое и требующее продолжительного жевания, оно вернуло его в воспоминания о выходных в доме его бабушки в деревне. Как и у Кари, у бабушки был гостеприимный, заполненный друзьями и семьей дом. Контраст с его мрачной и одинокой квартирой был пугающим.
– А где...
С полотенцем, перекинутым через руку, Кари появилась из-за угла на кухне. Она попыталась нахмуриться на него, но в ее глазах искрился смех.
– Плохой Мастер! Это для детей.
– И оно очень вкусное.
Он коснулся ямочки, появившейся на ее щеке, пока она старалась не улыбаться.
– Ты можешь называть меня Дэном, ты же знаешь. Формальности сохраним для клуба. И секса.
– Он улыбнулся, увидев, как она покраснела.
– Да, для секса просто обязательно.
– Ну, ладно. Спасибо.
Она махнула рукой на столешницу.
– Можешь брать, сколько хочешь. Я много сделала. Может, я могу предложить тебе легкий ужин? Или бутерброд?
Прирождённая воспитательница.
– Нет. Я...
Желудок заурчал, выдавая его. Кари рассмеялась и вытащила хлеб и мясо из холодильника.
– Горчица? Майонез?
– Только горчица.
Прислонившись к дверному косяку, он наблюдал за тем, как она суетилась для него. Мэрион редко готовила - она считала, что он сам был в состоянии приготовить себе еду. Но они...
– Что случилось?
– Кари коснулась его щеки мягкими пальцами.
– Ты выглядишь таким несчастным.
– Ничего.
Нет. Коп может использовать отговорки, но Дом должен быть честным с самим собой. И со своей сабой.
– Я подумал о своей жене. Она не любила готовить.
– Ох.
Кари погладила его пальцами по щеке, а затем вернулась к бутерброду. Через минуту, она протянула ему тарелку с сандвичем, налила стакан молока и повела его к большому дубовому столу.
– Садись, поешь, а я пока
Он как раз заканчивал со своим бутербродом, когда она присоединилась к нему за столом еще с парочкой печенья на тарелке.
– Ты читаешь мои мысли, - беззастенчиво сказал он.
– Мужчины, кажется, любят сладкое.
И сладких женщин, таких как Кари. Черт, как же она его притягивала. Он не должен увлекаться. Ему нельзя.
Она откусила от сломанного печенья, и взгляд её голубых глаз устремился на него.
– Расскажи мне о смерти твоей жены, Дэн. Как произошел несчастный случай?
– мягко спросила она.
Его желудок сжался, еда внутри превратилась в жесткий комок.
– Ее занесло, она съехала с дороги и врезалась в дерево.
Кари склонила голову набок. Если она продолжит задавать вопросы, то это будет выглядеть так, словно она намеренно сыпет соль ему рану. Ужасно грубо. Но он напомнил ей о её сестре. Когда ребёнок Ханны родился мёртвым, все говорили, что она справится с этим, однако долгое время она ни с кем не разговаривала. А ведь раньше Ханна, как правило, делилась каждой своей, даже маленькой мыслью или болью.
Приехав через неделю, Кари попыталась достучаться до неё. В итоге, Ханна накричала на свою сестру и, заплакав, наконец, смогла поделиться своими запутанными эмоциями и чувствами. Помимо горя, Ханна чувствовала себя виноватой в каких-то глупостях: затяжка сигаретой, слишком активный образ жизни, нездоровая пища. Завидуя каждой матери со здоровым ребёнком, она ненавидела их, ненавидела Бога, ненавидела своего мужа, который почему-то не смог помешать смерти. Ханна говорила и плакала, и снова говорила. Только после этого она смогла по-настоящему оплакать потерю своего ребенка.
В глазах Дэна она видела те же муки. Крепко сжав руки на коленях - ее сердце болело - Кари всё-таки решила его подтолкнуть.
– Ты был там?
Его голова, словно от удара, дёрнулась назад. Она ждала.
– Дэн?
– Проклятье!
Шлёпнув ладонью по столу с такой силой, что зазвенела посуда, он встал на ноги и зашагал по комнате.
– Нет. Меня там не было. Меня вызвали на работу. Я мог бы отказаться, но я не сделал этого. И она отправилась на вечеринку. Немного выпила. Совсем одна. Если бы я там был...
– Ты думаешь, что, если бы ты остался дома, она бы не умерла?
– Она была бы жива.
Его кулаки снова и снова то сжимались, то разжимались, и без того суровые черты его лица стали еще глубже от боли.
– Я защищаю людей - это моя работа. Но я позволил умереть своей жене.
Однажды монахиня рассказывала Кари, что чувство вины не имеет никакой логики. Понизив свой голос, словно она предпринимала попытку погладить питбуля Гарреттсов, Кари продолжила:
– То есть, если я решу не идти сегодня вечером, а ты напьёшься и съедешь с дороги, это будет моя вина?