Темная половина
Шрифт:
– А вы этого на самом деле хотели?– спросил терапевт, выслушав мою сказку, – Или это было бы социально одобряемым выбором?
Я хихикнула. О да. Социально одобряемый вампир. Мечта мамаш старшеклассниц. А потом сработала привычка быстро находить в себе честные ответы, когда я в этом кабинете. Вероятно, работает сумма, которую я выкладываю за возможность часик посидеть среди развешанных картинок водопадов из стандартных клипартов.
– Да, хотела. Хочу, – тут же поправилась я, уловив энтузиазм в глазах терапевта. – Но… Боюсь, конечно же. Это изменит всю мою жизнь. Причем сразу. Все-таки к изменениям,
– Останетесь и станете править долго и справедливо. – улыбнулся доктор. Это я месяц назад как раз ныла про чудо. Мол, мечтаю найти Нарнию в шкафу.
– Боюсь, я уже отказалась. И теперь не знаю, что делать. Такие шансы второй раз не даются.
– Вы уверены?
– Хм, – я снова задумалась. – Похоже, нет. Мне кажется ужасно грустным выиграть в лотерею миллион и больше не играть, потому что второй раз подобное не случается.
– Значит вам просто нужно принять то, что пока у вас нет внутренних ресурсов на новую жизнь. Они уходят на что-то другое. На что? Возможно, если высвободить их, ко второму шансу вы отнесетесь иначе.
– Мне кажется, они уходят именно на мечты. Предложение должно было высвободить их автоматически.
– Вот вам домашнее задание: подумайте, почему ресурсы, уходящие на мечты, не освободились при появлении шанса на их исполнение.
Я кивнула и потянулась за ежедневником, чтобы записать задание. Движение воздуха рядом с моим лицом и странный звук заставили меня поднять глаза…
– Бубубубубу… Уныние, ебаное уныние, – с отвращением проговорил светловолосый вампир, вытаскивая когти из распоротой шеи моего психотерапевта. Густая темная кровь лилась на сиреневый ковролин. Вампир лизнул палец и скривился:
– Не жалей. Он был фиговым терапевтом, к тому же, все равно скоро умер бы – ты посмотри, кровь прямо на лету сворачивается. Спорим, у него уже пара тромбов была на пути к сердцу?
– Ты типа второй шанс? – я хихикнула. Ну, в конце концов, если я не стану вампиром прямо сейчас, то без терапевта мне будет грустно жить. Второго такого хрен найдешь. Остальные-то заставляли меня вообразить, что на соседнем стуле сидит мой страх близких отношений или требовали обращаться вслух к моему несуществующему брату. Кому еще я буду рассказывать про вампиров?
– Я, типа, последний шанс, – вампир спихнул тело терапевта на пол и сам сел в кресло. – Или как сейчас принято говорить – крайний. Крайний такой срок. Последний такой шанс. Я просто подумал, что был слишком жесток. Надо было тебя убить, а не оставлять жить твоей унылой жизнью. Но потом я подумал тебя все-таки наказать за твои сомнения. Короче, разорвался на части. Можно еще обратить насильно, но это слишком вкусно.
Он замер на минуту, зачитавшись чем-то в ежедневнике врача.
– О, тут стооолько про тебя интересного.
Я молчала. У меня вообще-то звенело в ушах и кружилась голова. Мне хотелось плакать или упасть в обморок. Никак не могла решить. Или я вдруг поняла, что со мной все-таки произошло чудо и мне не нужно от него отказываться, чтобы остаться хорошей девочкой. Я просто могу согласиться и больше никогда не вернуться домой. И насрать на маму, работу, друзей.
– Кусай, – спорим,
– Ха!
Он отбросил ежедневник и наклонился ко мне. Кресла всегда стояли чуть ближе, чем мне было комфортно и любой высокий… вампир, придвинувшись к краю и наклонившись ко мне, мог почти касаться моих губ. Своими. Сухими, чертовски сухими и бесцветными. Плотно сжатыми, искаженными клыками, что скрывались за ними…
Он положил мне руку на затылок и надавил, приблизившись еще немного. Настолько, что губы я уже видеть не могла. Я вынужденно смотрела в его черные глаза, в которых нельзя было отличить радужку от зрачка. Все было единой черной дырой.
– Нет, милая… – прошептал он, задевая при каждом слове своими губами мои, обдавая меня ледяным дыханием. – Нет. Ты потеряла свое право на выбор. Я тебе не ебаный Дед Мороз и даже не золотая рыбка. Когда тебе предлагают такой дар, нехуй отказываться. Нужно визжать и писаться. Гордость тут не при чем. Гордость тут – проигрыш. И ты проиграла. Ты теперь станешь моей игрушкой. Я покажу тебе то, от чего ты отказалась – мой мир. А потом – если ты будешь себя хорошо вести – я тебя убью. А если будешь плохо – верну в твою убогую жизнь. И счастье, если ты после этого сойдешь с ума… Потому что при твоем анамнезе остаться в здравом уме и трезвой памяти, живой и снова обыкновенной – это много, много хуже смерти…
На последнем слове его губы так и остались рядом с моими. Сухой обжигающий лед. Он сделал еще одно крохотное движение и ледяные губы приникли к моим, раскрывая их, позволяя острому ледяному языку прорваться и превратить замораживающее дыхание в огненное. Он целовал меня так, что я не представляла, бывает ли такое на свете или я все-таки умерла посреди этой безумной беседы. Страстно, крепко, так, будто только этот поцелуй может спасти его жизнь. Или мою. Это не шло ни в какое сравнение даже с самым лучшим сексом в моей жизни – это было горячее, сильнее и безумно-безумно возбуждающе.
Когда он оторвался от меня, я хотела его до судорог и зуда в коже. Мозг? Какой мозг? Думать было невозможно, я только дернулась вслед за ним, когда он отстранился, желая только трахнуть его немедленно и… ммм.... какое и? А, наплевать!
Он рассмеялся, удерживая меня на расстоянии одной рукой.
– Ух ты, какая наркоманочка. Тем веселее. Заодно ты лишилась и этого – неужто я бы отказал в паре перепихов собственному созданию? А теперь – неа. Знаешь, целовать шоколадное пирожное это еще куда не шло, но ебать жареную курицу можно только в анекдотах. Я с едой не совокупляюсь, извини.
Я застонала от разочарования. Вот если бы он меня так поцеловал в ту ночь, я бы согласилась вообще не думая. На что угодно. Такие поцелуи нужно патентовать как гарантированное средство от приступов гордости.
– Страдаешь? Это только начало… Как я чудесно придумал, а! – он был крайне доволен собой. – Обещаю тебе один поцелуй за каждый раз, как ты будешь понимать, что совершила глупость, отказавшись от моего предложения.
Вампир встал и тут же оказался за моей спиной. Он шептал мне в самое ухо, и я застыла, наслаждаясь ощущением дразнящей жути, которая окатывала меня от звука его голоса.