Темная роза
Шрифт:
– У него есть много других забот, которые требуют его внимания, – успокоила ее Нанетта, – он ведь весь день занят, в то время как ты...
– Но мне почти ничего не остается, да и тебе тоже, Нанетта. Если бы ты вышла замуж, то у тебя была бы своя семья, свой дом. Ты не жалеешь об этом?
– Я счастлива с тобой, госпожа, я не покинула бы тебя и из-за сотни семейных очагов.
Зима выдалась суровой, и даже жаровни, установленные в придачу к постоянно горящим каминам, не могли согреть Морлэнд. Если кому-то нужно было пойти по делам, отдалившись от огня, то приходилось одевать верхнюю одежду, словно выходя наружу. А за стенами дома все занесло снегом. Морлэнд был отрезан от города на несколько недель.
Стали кончаться припасы, и пришлось экономить. Началась цинга, несмотря на то, что солонину время от времени чередовали со свежим мясом животных. Обычно от цинги спасались лимонами и апельсинами, которые можно было достать в городе, их привозили на кораблях из жарких стран круглый год. Теперь же никого не грела мысль, что как раз сейчас Эзикиел, капитан «Марии-Элеоноры», пребывает в одной из таких стран в обычном зимнем плавании в поисках прибыльного груза.
В одну из январских оттепелей дядюшка Ричард решился совершить путешествие из Шоуза в Морлэнд. Из-за погоды ему пришлось добираться верхом, и он приехал в поместье замерзший и выбившийся из сил. Его немедленно уложили в постель, дав подогретого вина, а к ногам приложили завернутые в тряпку нагретые камни.
– Не знаю, что с ним будет после этого путешествия, в его возрасте и при такой погоде, – тихо пробормотала Елизавета.
Она была сама истощена и измучена, так как только перед Рождеством родила седьмого ребенка, сына Генри, и из-за тяжелых условий жизни так и не оправилась от родов. Маргарет тоже страдала, так как была на восьмом месяце и ей не хватало еды. Ребенок отнимал у нее все, поэтому, за исключением живота, она казалась высохшей.
Елизавета повернулась к слуге, молодому двадцатилетнему парню, приехавшему с Ричардом:
– Что заставило твоего господина двинуться в путь в такую погоду?
– Не знаю, миссис, – почтительно ответил он, – вечером ко мне пришел Од Уилл, личный слуга господина, и сказал: «Джек, твой господин желает поехать утром в Морлэнд, и я не могу отказать ему. Поэтому езжай с ним, я уж слишком стар, а его никак нельзя отпускать одного». И утром мы отправились в путь.
– Ну что ж, у него хватило ума не тащить с собой старину Уилла, – заметил Эмиас, – это бы его точно прикончило.
– Ты забываешь, муж, что дядюшка Ричард гораздо старше Уилла, лет на десять.
– А ты забываешь, жена, что между господином и слугой есть большая разница. Все Морлэнды – крепкий народ. Ну, Джек, а говорил тебе что-нибудь твой господин? Зачем он мог приехать?
Джек задумчиво Почесал голову – Шоуз тоже не пощадила цинга:
– Нет, мастер, ему не было нужды мне говорить.
– Ну ладно, оставим нужду в покое, мужик, разве он не говорил, почему должен ехать? – нетерпеливо настаивал Эмиас.
Джек посмотрел на него так, что можно было подумать, что ему не нравится, когда его называют мужиком, однако, помедлив, ответил:
– Не о том я думал, что он говорил, а о том, чтобы доставить его в Морлэнд. Он сказал, что должен приехать.
Елизавета тронула мужа за локоть:
– Мы узнаем, когда он проснется, он сам нам скажет. Джек, пойди на кухню, тебе лучше съесть супа и согреться. Нет, погоди-ка, я сама с тобой пойду. Они могут и не дать тебе супа без моего приказа, так мало осталось еды, – объяснила она, взглянув на мужа.
Ричард проспал до ужина, а проснувшись, послал за Полом. Пол поспешил к дядюшке, который был еще слишком слаб и с трудом соображал:
– Пол, так ты здесь? Или, вернее, я ведь в Морлэнде?
– Да, дядюшка, ты в моей постели. Разве ты не узнаешь резьбу на столбах?
Ричард перевел взгляд на массивные столбы кровати, богато украшенные резьбой, где чередовались винные бочки (символ рода Баттсов) и заяц в вереске (герб Морлэндов).
– Ага, кровать Баттсов, заказанная специально для свадьбы крошки Анны, – изрек он, – неплохое место для смерти. Хотя я предпочел бы кровать моей матушки, где я и родился. Что ж, может быть, вы меня перенесете. Кто теперь в ней спит?
– Эмиас и Елизавета, – ответил Пол, – но зачем поминать смерть?
– Ну, ну, Пол, не надо разыгрывать изумление, – сказал Ричард, и его голос становился сильнее по мере того, как к нему возвращалось сознание. – Всем нам придется умереть, и к этому следует готовиться.
– Дядюшка Ричард, вы больны?
– Я не болен, а просто очень стар и очень устал. Когда началась эта зима, я сразу понял, что не переживу ее. Но я не хотел умирать в Шоузе – это не мой дом. Поэтому, как только погода позволила, я отправился домой. Я хочу умереть в Морлэнде – это мой дом.
– Но дядюшка, тебя просто утомил переезд. Ричард улыбнулся и покачал головой:
– Я протяну еще, может, несколько дней, но до весны не доживу. Не печалься, дитя мое, – я хочу умереть. Этот мир уже не принадлежит мне, мне ведь семьдесят два, я пережил свою мать на два года. – Он хихикнул, а Пол, встав на колени возле кровати, взял руку старика. Только сейчас он осознал, насколько для него важен дядюшка Ричард – он был его другом и наставником всю жизнь.
– Дядюшка Ричард, если тебе не интересна жизнь, разве ты не знаешь, что ты нужен нам? Ты мог бы прожить еще несколько лет.
– Не будь столь эгоистичен, Пол, мне остается уже немного, чтобы поразмыслить о своей жизни, покаяться в грехах и примириться с Богом. Так что оставь меня в покое, если ты меня любишь.
Пристыженный, Пол опустил голову.
– Пол, прежде чем я умру, ты мог бы сделать для меня кое-что? Я хотел бы в последний раз взглянуть на Майку – я так много лет его не видел. Он мой единственный сын.
– Я исполню твою просьбу, дядя, – пообещал Пол.
Узнав о его обещании, Эмиас презрительно усмехнулся: