Темная сестра
Шрифт:
— Что она говорит о мази?
— Она сказала, ты должна намазать меня сегодня ночью. Да, так и сказала.
— Ох уж этот мальчик, — сердито сказал Алекс.
Мэгги испугалась. Муж возвышался на пороге кухни, глядя на них сверху вниз. Похоже, он наблюдал за ними какое-то время. Он казался большим и устрашающим, с нахмуренными бровями и грозно наморщенным лбом.
— Пора уже что-то делать с этим постоянным враньем. Он заслужил хорошую взбучку.
Алекс тяжело затопал вверх по лестнице. У него явно был очередной неудачный день на работе. Мэгги притянула Сэма к себе и обняла.
6
Той ночью Мэгги помазала Сэму глаз травяной мазью, и на следующее утро наметилось
— Он еще ребенок. Он сочиняет истории. И что такого? Дети всегда так делают. Потом он из этого вырастет.
Но Алекс был непреклонен:
— Никакие это не истории. Это ложь. Ложь. Каждое слово, которое он произносит, — ложь. Спроси, как его зовут, и он ответит что угодно, только не Сэм. Спроси, где он живет, и он будет нести чепуху. Он уверяет, что его мама — тетя из кондитерской. Если он говорит «да», все должны делать вид, что он подразумевает «нет».
— Ради бога, ребенку всего три года!
— Ему скоро четыре, и с ним что-то не так!
— Это просто фаза, которую он переживает, Алекс. Твоя мать рассказывала мне, что ты до девяти лет писался в постель.
Алексу не нравилось, когда ему напоминали о таких вещах. Мэгги поняла, что ее реплика разозлила мужа: в отличие от большинства людей, он, когда злился, начинал говорить тише и делал глубокие вдохи между словами.
— Это не фаза. Это устойчивое состояние.
— Я хотела сказать — так бывает со всеми детьми. Все они придумывают себе товарищей по играм. Вот что я имела в виду.
— Но Эми никогда этого не делала. По крайней мере, не в таком масштабе. И никто из детей наших друзей. Сэма надо показать детскому психиатру.
— В три года? Да это ты сошел с ума, Алекс!
— Думаешь, будет лучше, если мы подождем, пока ему стукнет тридцать? Именно сейчас нужно этим заняться, если мы хотим, чтобы он выправился.
— Выправился? Я не хочу, чтобы он выправлялся. Я не собираюсь отдавать Сэма в лапы какого-то мозгоправа.
— Кто такой мозгоправ? — поинтересовалась Эми.
— Специальный доктор, — ответил Алекс, — который присматривает за детьми.
— А вот и нет, — заявил Сэм.
Казалось, им легче вот так бесцельно спорить, нежели найти более действенный способ общения. Во всяком случае, Алекс и Мэгги только и делали, что спорили. Вопрос так и остался нерешенным, и они разошлись в разные стороны.
Тем временем Мэгги возвратилась к дневнику, воодушевленная успехом первых своих попыток. Она отыскала страницу со снадобьем, принесшим Сэму облегчение, и сделала там собственную запись. Она зафиксировала даты, количество, которое использовала, и фразу: «Конъюнктивит у Сэма прошел». Эх, если бы в дневнике говорилось, как можно травами излечить от небылиц и выдумок...
Перелистывая страницы и останавливаясь тут и там, чтобы приглядеться к разным средствам, Мэгги совершила открытие. В некоторых местах, где были записи чернилами, обнаружились еще какие-то заметки, но уже карандашом и такие бледные, что беглый взгляд вполне мог их пропустить. В основном эти заметки также представляли собой списки, составленные тем же каллиграфическим почерком, но иногда попадались и дополнительные комментарии к ним. Мэгги удивилась, что раньше их не замечала, но опять-таки карандашные записи оказались слишком бледны, чтобы их можно было с легкостью разобрать.
Рута весьма могущественна, она мать всех трав. Я слышала, что ее также называют башуш, трава милосердия, есть и другие имена. Это трава Дианы, хотя она горяча и поистине относится к стихии Огня.
Именно руту использовали в пору Великой чумы, хотя и отрицали это. Она лучше растет, если ее украсть, что я и сделала. Собирать ее следует рано утром, потому что потом она ядовита. Кто-то говорит — зрение. Я знаю, если съесть листья, не будешь говорить во сне, ведь это язык ангелов и демонов. Толченый лист, если вдыхать его полной грудью, очистит разум от завистливых мыслей. А рутовая вода убивает блох. И вот теперь я использую руту против А., потому что она мне так докучает. Я знаю это, ведь она сама меня научила: если девять капель рутового масла добавить в ванну в солью на девять ночей, когда луна идет на убыль, это разрушит заклятье, которое она на меня наложила, потому что она лишает меня сил. И я знаю другие:
Рута, зверобой, укроп Скоро ведьму вгонят в гроб.Мэгги ощутила странный трепет. Она отложила дневник и обернулась посмотреть, что с Сэмом. Он весело играл рядом с ее креслом — возился со старой жестяной коробкой из-под печенья, набитой игрушечными солдатиками. Мэгги снова взяла дневник и перечитала страницу. За тем, что показалось ей обыкновенным гербализмом, явно скрывалось что-то еще. «Рута, зверобой, укроп...»
Она перелистывала страницы в поисках других карандашных записей.
Слушать. Это занятие я люблю больше всего. И я могу это с помощью или без помощи настоя. В ветреный день, когда солнце только что встало, или на закате, что мне больше всего по сердцу, лечь в высокой, увитой листвой беседке и слушать и ждать ветра. И я жду и жду, и вот он приходит с посланиями, что написаны на ветру в листьях, иногда я боюсь, мое сердце разобьется. А если я делаю снадобье, это настой из полыни, подслащенный медом. Или я делаю отвар с лавром, полынью и лапчаткой и дышу им. Но слушать я могу и без настоя или отвара.
Мэгги читала дальше:
Пару слов о полыни, ее также называют ведьминой травой и стариной гарри и артемизией и чернобыльником. Почему «старина гарри», я не могу сказать, ведь полынь «она» и тоже принадлежит Диане, которую еще зовут Артемидой. Ее планета Венера, а ее стихия Воздух.
И вот она очень полезна для зрения; хороши и настой, и отвар или просто свежие листья, если их растереть на зеркале или кристалле. Она также прогоняет усталость и я проходила большие расстояния — диких зверей она тоже отпугивает. И вот собирать ее надо перед рассветом во время нарастающей луны: А. говорит и настаивает, что нужно взять растение, склоненное к северу. А еще она сильнее всего, когда ее срывают в полнолуние.
Через несколько страниц Мэгги наткнулась на имя хозяйки дневника:
П. Б. приходит ко мне в ужасном горе, я никогда не видела такого горя, она бесплодна. Белла, говорит она мне, три года и нет ребенка! Я дала ей совет, а еще у меня нашлось немного шпинатного щавеля, и я сделала ей саше, пока мы говорили. Я не хотела давать ей что-то от моего Мужчины, ведь его сейчас так трудно найти, поэтому я положила брионию, она хороша, но П. Б. этого знать не надо. Я сказала, чтобы она ела маковое зерно и семена подсолнуха в пироге, и послала ее искать омелу. Словом, я надеюсь, что у нее получится, но боюсь, что не могу это увидеть.
И вот А. выбранила меня за все это, ведь она любит повторять: «Будь молчалива, как священный дуб». Она говорит — люди оборачиваются. Но я говорю — мы должны помогать, и все тут.