Темная сторона дороги (сборник)

Козлов Дмитрий

– Наверное.

– Не наверно, а точно. А еще это чувство дороги, тоже волшебство. Вроде бы лежишь себе на своей полке, строчишь смс-ку девчонке какой-нибудь или книжку читаешь. Вроде бы. А на деле завис в каком-то промежутке между городами, между А и Б. Вроде бы двигаешься, а вроде бы и стоишь. Время вроде и идет, а может, и нет. Ты падаешь. Особенно, когда в ночь едешь, это чувствуется.

Илья макал в стакан чайный пакетик, что-то неприятно кольнуло его при последних словах попутчика, но говорить об этом он не стал. Сказал другое:

– Часто ездите поездом?

– Да как сказать? По твоим меркам, даже редко будет, а кто-то скажет, что слишком часто езжу.

– А… откуда вы знаете, какие у меня мерки?

– Ну

тебе сколько лет? Двадцать… два, двадцать три?

– Двадцать восемь. – Почему-то вдруг подумалось, что мужик нарочно подтрунивает над моложавостью Ильи, даже стало обидно.

– Ну вот, двадцать восемь, а когда я в последний раз ездил на поезде, тебя все равно даже в проекте не было.

– Ого. А так говорите про всю эту… поездатую романтику, как будто постоянно ездите.

– Да, знаешь, время летит. Как будто только вчера последний раз так ездил, – Сергей Саныч с неизменной усмешкой пригубил чай. Илья последовал его примеру, разглядывая лицо попутчика. Непонятный тип. Улыбается так простодушно, глаза карие собачьи, и морщинки вокруг них такие добрые-добрые, но хитрые. И не возьмешь в толк, когда он серьезен, когда шутит. И все это Илье почему-то нравилось, было в этом что-то ужасно знакомое.

Они пили чай и говорили все более непринужденно, Сергей Саныч расспрашивал Илью о том, где тот учился, зачем бросил, какой была его первая девушка, писал ли он стихи и прочее-прочее. Порой это были странные вопросы, но отвечать на них было нетрудно, и даже приятен был такой неподдельный интерес. Только о будущем Сергей Саныч не спрашивал. Ни о цели поездки в Москву, ни о планах на жизнь – ничего. Может, оно и к лучшему.

– Да, жаль, что с друзьями у тебя так вышло. Ну вот у меня тоже давно друзей не было, да и семьи. Так вот потреплешься с кем-нибудь в дороге, и все, едешь дальше, а люди остаются. Жизнь, она такая. – Попутчик снова пустился в философствования, и Илья немного отвлекся. Оказалось, всего в нескольких шагах от них о чем-то шептались проводники. Снова этот уродливый затылок. Какие-то жуткие шишки, будто коленки и локти, сросшиеся без какого-либо смысла и симметрии. А еще ближе к шее сбоку жуткая красноватая складка, похожая на сжатые искривленные губы. Шрам, наверное. Этот затылок начал раздражать Илью. Да есть у него, вообще, лицо? Надо пойти в сторону туалета и заодно поглядеть.

– Извините, – Илья поднялся из-за столика. Было приятно размяться, да и мочевой пузырь, действительно, уже посылал свои сигналы. Рука все еще сжимала ручку подстаканника, Илья хотел сделать последний глоток чаю перед уходом. Только стакан от его рывка не двинулся с места. С ужасом Илья заметил, что подстаканник вплавился прямо в стол, по белой деревянной поверхности разошлись металлические паутинки… В вагоне потемнело.

– Ты падаешь, – сказал незнакомый гулкий голос из темноты. – Прости.

Вспыхнул свет. Илья зачем-то прижимал стакан к груди. С ним все было в порядке, подстаканник не расплавился. Илья сел.

– Ты чего это? – спросил его Сергей Саныч.

– Я… мне в туалет надо, – он допил чай и снова встал, только почему-то пошел в конец вагона, а не в начало, как собирался. Что это было? Неужели от недосыпа могут быть такие глюки? Конечно, он извел себя за последние месяцы, но такое… Это уже чересчур. Не обращая ни на кого внимания, Илья дошел до двери с окошком. За ней кто-то стоял. Над дверью висело электронное табло с надписью «туалет свободен». Значит, это не очередь туда, по крайней мере. Илья повернул металлическую ручку и вошел. У опущенного окна курил мужчина, они встретились взглядами, стало еще больше не по себе. Мужик смотрел, нахмурившись, но сами его глаза, маслянисто-черные, пьяные, не выражали ничего. Илья скользнул к двери туалета, дернул ручку, струхнул, потом сообразил и толкнул дверь внутрь. Вошел и заперся.

Справив нужду,

Илья посмотрел на себя в зеркало. Вид был не такой уж ошарашенный, эмоции где-то прятались. Ладно, по сути, ничего и не произошло. Мигнул свет, вот и все. Хорошо бы поскорее отделаться от Сергея Саныча, он хоть и отличный мужик, но слишком уж разговорчивый. Надо укладываться спать. Кстати, который час? Без телефона и со всем этим трепом Илья совсем потерялся во времени. Он вышел из туалета, курящий мужчина еще не ушел. Правда, сейчас он посмотрел трезво и как-то холодно, от этих его хищных светло-серых глаз с крохотными зрачками даже мороз пробежал по коже. Илья поспешил дальше, еще одна дверь, быстрее вдоль ячеек с койками. В вагоне приглушили свет, многие уже устроились спать, кое-где со вторых полок торчали ноги в черных носках. Краем глаза Илья заметил, как из-под нижней койки быстро выбирается какой-то пассажир и по-паучьи сноровисто залезает наверх, а за ним оттуда же лезет следующий, но еще выше, на багажную полку. Илья шел дальше, шел и шел. А из темноты багажных полок на него пялились недовольные лица, раздавался сдавленный писк, кто-то ворчал, им было там ужасно тесно… Где же сорок пятое место? Илья искал взглядом номерки, но не находил, а если видел, то не разбирал чисел. Остановиться было страшнее. Повсюду шевелились руки и ноги, торчащие из-под одеял, пока короткие, но они могли вырасти, сплестись и перегородить дорогу. И впереди правда возникла преграда, это был проводник со своим ужасным затылком, было уже плевать, есть ли у него лицо, нужно было просто проскользнуть мимо, но не получалось, проводник стоял посреди дороги спиной к нему, только двигался он навстречу, наседал, бугры на его затылке шевелились, можно было расслышать сдавленное мычание сквозь кожу, а потом алый шрам сбоку раскрылся, это был глаз, боже, что, зачем, пожалуйста… Что-то схватило Илью за пояс, потом толкнуло на сиденье. Напротив за столиком виднелся человеческий силуэт, тень. Внутри нее что-то двигалось, копошилось, полупрозрачные черные головастики, а в глубине, в грудной клетке, светлела паутинка сосудов, сходящаяся посередине в комок, и он пульсировал, но это было не сердце, не совсем сердце, это был свернувшийся эмбрион, такой старый, такой дряхлый.

– …ты падаешь прости это не смерть ты падаешь нет дна плоть тает ты падаешь ты падаешь… – слова, раскатистые, глухие, доносились прямо оттуда, из груди этого силуэта. Но постепенно голос становился вкрадчивее и тише, и в какой-то момент Илья понял, что уже не видит сквозь тень. Перед ним сидел Сергей Саныч, он хмурился и разливал что-то в стаканы из небольшой бутылки.

– На-ка вот коньячку, малой. Ты чего-то совсем потерялся, – сосед звякнул подстаканником перед Ильей.

– Я падаю, – с запинкой пробормотал тот.

– Ты это брось, малой. Давай тут без обмороков. Будешь коньяк-то? – Он взял свой стакан и поднял над столом. Помедлив, Илья последовал его примеру, они чокнулись и выпили.

– Крыша едет, извините, – сказал Илья.

– Да у кого она не едет? Такая жизнь сейчас. А уж у вас, у молодежи! Никакого отдыха голове.

– Да, надо просто побольше спать, – Илья усмехнулся. – А может, это мне все снится.

– Эх, если бы. Это не сон, малой. И не смерть.

– Что? – Илья уставился на соседа, округлив глаза.

– Да ничего, ерунда всякая лезет в голову. В поезде чувствуешь все по-другому.

– Это точно, выпадаешь из реальности.

– Из реальности? Э, нет, это все она и есть. Мир, он, знаешь ли, большой. Огромный такой, бесконечный торт, и много-много слоев. А вы ползаете по своему слою и не хотите ничего замечать, кроме него. А там еще много чего хорошего есть. Если копать наверх. Ну и плохого, если вниз.

В этот миг в окно с внешней стороны шлепнула рука. Илья подскочил. С гулким ударом рядом с одной ладонью к стеклу прилипла еще одна, обе левые.