Темная сторона города (сборник)
Шрифт:
Мы побывали в палатах и процедурных, осмотрели учебный корпус – в классах как раз шли занятия (Ангелина пояснила: «У нас преподают на семи языках, представляете?») – и направлялись в сторону спортивно-реабилитационного городка, когда я окончательно поняла: Лесли ошибся.
Хотя Ангелина несколько раз упоминала фамилию главы клиники, называя его мистером Николсоном, а пару раз, сбившись, даже назвала Айзеком, было ясно: это не тот человек, которого мы ищем. Никак не мог каскадер, ярмарочный трюкач, забросив полеты, стать вдруг медицинским светилом.
Похоже, Фрэнк и Кеннеди тоже осознали этот
– Спасибо, миссис Ангелина, за очень интересную экскурсию, – сказал Лесли, – но, очевидно, произошла обоюдная ошибка. Я не знаю, кого вы поджидали у ворот, за кого нас приняли и кому был предназначен ваш рассказ, но мы ищем человека, которого, очевидно, здесь нет и быть не может, – бывшего воздушного каскадера, известного ранее под псевдонимом Небесный Доктор, по стечению обстоятельств оказавшегося тезкой и однофамильцем руководителя вашей замечательной клиники, вызвавшей у нас глубокое сочувствие своей благородной деятельностью.
Эк завернул! Похоже, он поначалу со всеми женщинами так – и лишь потом переходит на телеграфный стиль: «Смогу…», «Объясните…».
– Никакой ошибки нет, – улыбнулась Ангелина. – Мы всем гостям показываем клинику и рассказываем о ее работе. Ведь мы фактически живем на пожертвования – а людям надо видеть, что их деньги уходят не на какую-то абстрактную благотворительность, а на конкретных детей, на очень несчастных детей, совсем не виновных в том, что взрослые решают свои споры с оружием в руках… Скажите: разве, увидев все это, вам не захотелось по мере сил помочь нам?
Она была права. Захотелось. По крайней мере, мне. Скажу больше: глядя на класс в учебном корпусе – класс для самых младших, – где сидел десяток мальчишек и девчонок, и у каждого ученика одна или две конечности были заменены протезами, я уже начала прикидывать, какую часть призовой суммы переведу на счет клиники. Если, конечно, наша гонка за бриллиантами Кэппулов увенчается успехом.
– Но и вы не ошиблись, – продолжала Ангелина. – Мистер Николсон действительно еще в колледже занимался авиационным спортом. И весьма успешно – ему принадлежали пять или шесть национальных рекордов. А потом… Потом, когда понадобились деньги на внедрение разработанного им метода протезирования и на создание этой клиники, он действительно иногда подрабатывал этим способом… Нам очень помогли несколько значительных денежных премий, назначенных за вещи, считавшиеся в принципе невыполнимыми. Скажу вам по секрету, – тут она снова улыбнулась, – в некоторых трюках участвовала и я.
Мои коллеги мгновенно подобрались и насторожились – точь-в-точь два сеттера, почуявших дичь.
– Значит, вы – миссис Николсон, – констатировал Кеннеди. – Значит, именно вас муж когда-то подхватывал с земли на лету прикрепленным к самолету крюком?
Миссис Ангелина Николсон рассмеялась.
– Меня, меня… Только не рассказывайте никому в клинике. А то несолидно – заместитель главного врача летала по воздуху в коротенькой юбке, подвешенная на крюк, словно окорок в коптильне.
24
Айзек Дж. Николсон выглядел гораздо моложе, чем мы ожидали, – лет на пятьдесят, максимум пятьдесят пять. И явно сохранял хорошую форму. Среднего роста, мускулистый, с открытым лицом.
Странная моложавость Небесного Доктора удивила нас – из рассказа Герцога выходило, что пилот с таким прозвищем начал карьеру не то в конце сороковых, не то в начале пятидесятых годов.
– Дело в том, – охотно ответил он на прямой вопрос Кеннеди, – что профессиональным авиакаскадером был еще мой отец. А я унаследовал его псевдоним и кое-какие семейные трюки… Но так уж получилось, что прозвище совпало с выбранной мною профессией. Отец – он разбился в семьдесят третьем – был человеком небогатым и ничем другим не занимался. Рисковал жизнью, чтобы дать мне возможность закончить образование. Для меня же авиация всегда была простым хобби, остается им и сейчас – правда, сесть за штурвал удается все реже. Но на каком-то этапе это увлечение весьма помогло… Помогло начать то, что я считаю главным своим делом.
– Очевидно, именно тогда, во время своих выступлений, вы и познакомились с Джорджем Брезманом? – спросила я.
– Тогда… Но не с ним – с его отцом, у них тоже воздушная династия… Когда Брез-младший обратился ко мне с просьбой помочь освоить наш старый семейный трюк, я и понятия не имел, зачем ему это надо. И охотно помог… Лишь когда прочитал в газетах о похищении колье Кэппулов, понял, что он задумал. Вы знаете, ситуация сложилась уникальная – я тренировал его, ничего не подозревая. Но и он, принимая мою помощь, понятия не имел, что готовит его человек, имеющий полное право стать владельцем этих бриллиантов.
Мы онемели. Слов не нашлось. Если бы Небесный Доктор объявил вдруг, что он не человек, а пришелец с Сириуса, мы были бы потрясены меньше.
Он удивленно поднял брови.
– Я – родной внук Джудифь Кэппул и Анри Монлезье-Ружа. Вы не знали?
СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА VII
Наверное, авантюрист и сорвиголова Анри Монлезье-Руж всегда мечтал умереть именно так. В небе. Сжимая рычаги любимого самолета…
Но – сзади его обнимала любимая женщина, тоже раненая, ничего не понимающая в управлении бипланом, и умирать было нельзя, надо было лететь, и улететь как можно дальше, потому что на земле ничего хорошего их не ждало.
И «Мустанг» летел. Летел к канадской границе.
Наверное, Анри несколько раз терял сознание – но и тогда руки продолжали твердо сжимать штурвал, и биплан летел по-прежнему ровно. Когда Монлезье-Руж в очередной раз открыл глаза – земли он не увидел. Или ее уже покрыла ночь, или просто потемнело в глазах. Солнце, впрочем, Анри еще различал. Только его – кроваво-красное закатное солнце… Надо приземляться, понял он, и понял другое – сил на это не осталось, он не сможет посадить машину в сгущающейся тьме, сам фактически ослепнув…
Не может – но должен.
– Я люблю тебя, малышка, – сказал Анри и толкнул штурвал от себя.
Джудифь никак не могла услышать этих слов за ревом мотора. Но услышала. Потому что двигатель заглох полминуты назад, и лишь ветер свистел в растяжках биплана. Она толкала и тормошила Анри, вновь впавшего в забытье. Он очнулся – она услышала эти слова и через несколько секунд почувствовала, как его тело стало клониться набок. А руки, сжимавшие штурвал, медленно разжались.
Анри Монлезье-Руж был мертв.