Темная сторона луны
Шрифт:
Конец гротескной трагедии рассказать недолго. Меня самого вызвали в Мэйнард-Холл только в воскресенье вечером. Капитан Эшкрофт уже начал действовать. Из Нью-Йорка он получил сообщение, что Мэдж Мэйнард, хотя и была официально удочерена в возрасти шестнадцати лет и, следовательно, имела полное право носить это имя, начала свою жизнь как Мэдж Макколл из приюта Святой Доротеи. Ее истинное положение могло быть продемонстрировано с помощью писем ее «отца».
Почувствовав, что он больше не нуждается в моей поддержке (собственно говоря, он никогда в ней и не нуждался), капитан приезжает сюда и предъявляет Мэдж свои доказательства. Единственный крик, который она издает, разносится по дому. Вы, мисс Брюс, смотрите так, будто не верите, что это кричала Мэдж. Но все эти события крутились вокруг нее – это не мог быть никто другой.
Накануне вечером, по дипломатическим мотивам, я был обязан разыграть мое счастливое раскрытие метода убийства. Теперь я разыграл все в подробностях: деревянная рогатка на дереве, отсутствие листвы, бесшумно открывающееся окно. Эшкрофт же, несмотря на то что он соглашался и помогал мне, имел собственный дальнейший план.
Он был уверен, что Крэндалл, как сделал бы любой убийца, нашел железный груз на соседней свалке металлолома. Он был уверен, что Крэндалла можно подвести к мысли, что он должен вернуть эту болванку туда, откуда он ее взял и где она, следовательно, окажется незаметной среди другого металлолома.
Мне, признаюсь, это представлялось сомнительным. Но я следовал инструкциям. Когда краем глаза я заметил, что Крэндалл подслушивает за дверью фойе, я сказал, что завтра утром Эшкрофт будет обыскивать каждый уголок в доме. И обыск был бы произведен, если это было бы необходимо, но надобности в этом не было. Среди ночи Крэндалл вышел из дома – он стремился к свалке, чтобы избавиться от последней обличающей улики, и попался в полицейскую ловушку. Вот и все.
Глубоко вздохнув, доктор Фелл поднялся на ноги.
– Я сказал, что это все, – добавил он, – но остается еще и эмоциональный вопрос. Что будет с Мэдж, над чьей головой разразились все грозы мира?
В прошлый понедельник после того, как Крэндалл совершил самоубийство, мы узнали от адвоката Мэйнарда условия завещания старика Мэйнарда. Как далеко может зайти подобный человек, чтобы сохранить то, чем он когда-то обладал? Он спланировал жестко: за исключением жалких грошей, на которые она, возможно, проживет, а возможно, и нет, он лишил Мэдж наследства. Его состояние отойдет к благотворительным фондам; Холл превратится в музей. Именно это, без сомнения, заставило мистера Хиллборо столь поспешно покинуть нас. Если бы она действительно была дочерью Мэйнарда, она могла бы с легкостью оспорить подобное завещание. При существующих обстоятельствах Мэдж, разумеется, ничего не может оспорить. Она превратилась в отщепенку, презираемую порядочными людьми. И все же она тоже страдала, – мистер Бил, куда вы направляетесь?
Янси резко повернулся:
– Наверх, повидать Мэдж, как я ей обещал. Кто там говорит об отщепенках, Великий Гоблин?
– Разве я не ясно выразился, сэр? В глазах общества…
– Плевать мне на общество! – сказал Янси. – И на его глаза, и на его взгляды, и на все такое! Мэдж не будет оспаривать никакого завещания – у нее нет необходимости делать это, даже если я ей не нужен. Я полагаю, что не нужен; я не выигрыш в лотерее, и я никогда не буду давить на нее против ее желания. Но все же, если я ей понадоблюсь, я буду рядом.
И он не торопясь направился по дорожке в дом через одну из дверей в фойе. Несколько секунд доктор Фелл, мигая, смотрел на землю, потом, пробормотав что-то о конференции с капитаном Эшкрофтом, тоже пошел в дом. Алан и Камилла остались одни в роскошном саду под пасмурным небом.
– Я рада, что Янси это сделал! – выдохнула Камилла. – Я никогда не причисляла себя к порядочным людям, разумеется, но я так рада, что он такой! Мэдж это переживет, увидишь, переживет! И у нее появилась возможность стать счастливой.
– А как насчет тебя, Камилла? Ты счастлива?
– Я необыкновенно счастлива, Алан! Теперь, когда мы понимаем друг друга и больше не ссоримся…
– Мы не ссоримся, правда? И завтра ты поедешь со мной в Перле. Потом, когда мы поженимся…
– Тебе не обязательно это делать, знаешь ли. Тебе не обязательно делать из меня честную женщину!
– Вот тут ты ошибаешься. У тебя есть некоторые навыки, моя величественная антипуританка, которыми обладают далеко не все женщины-математики. Так что я не намерен отпускать тебя. Если бы только я понимал про жену сержанта…
– Жену сержанта?
– Да. Кто-то о чем-то спросил жену сержанта, и это каким-то образом должно относиться к нам. Но жизнью клянусь!..
– Ты так и не узнал, откуда это? И ты еще преподаешь английскую литературу! О, Алан! Это последняя строфа из стихотворения «Дамы» Киплинга. Я хорошо его помню, могу прочитать наизусть!
– Ты можешь цитировать Киплинга? Ты снизойдешь до того, чтобы цитировать Киплинга? С твоими вкусами, я должен был бы думать…
– Пожалуйста, милый, давай не начинать все это снова! Доктор Фелл сказал это, намекая на то, какая я надутая, и все такое… Я была надутой, я знаю, но я никогда не хотела… ну, я принимаю замечание и делаю это с радостью.
Что подумала полковничиха?Никто не узнает о том.Кто-то спросил у сержантской жены,Сказала им обо всем.Когда доберешься до сути людской,Все схожи, что ни говори.Полковничья леди и Джуди О'ТредиРодные сестры внутри.