Темная сторона внутреннего ребенка: Следующий шаг
Шрифт:
Пробуждение наблюдателя — последний шаг, но я считаю его самым важным. Предположим, что вы ощущаете внутренний конфликт между противоположными желаниями: «Я хочу сделать карьеру» — «Я не хочу делать карьеры». Пробуждение наблюдателя расширяет контекст таким образом, что вы способны увидеть, как обе конфликтующие части существуют одновременно. А кроме этого, существуете вы, наблюдающий за ними.
Я хочу заметить, что способность к наблюдению пробуждается на каждом этапе этого процесса, но 4-й шаг уделяет этой способности особое внимание. Здесь объединяются результаты всей предыдущей работы, и наблюдатель начинает осознавать тело. Самость и связь с окружающими.
«Я
Подобные внушения помогают человеку почувствовать состояние наблюдения. Другой способ добиться этого — создать подходящий образ, наподобие образа истинного «Я». Этот образ будет символом наблюдателя.
«И вы можете увидеть, как появляется символ той вашей части, которая наблюдает и осознает происходящее, — символ вашего внутреннего наблюдателя».
Одна моя пациентка увидела радугу. Я продолжал: «Я не знаю, сколько радуг вы можете увидеть… вокруг… вблизи… или вдали. Я не знаю, где именно вы увидите их. Но мне интересно, как часто вы сможете ощущать эти радуги — над вами, вокруг вас, внутри вас… а также надо мной, вокруг меня, внутри меня… и в других людях, с которыми вы встречаетесь. И как прекрасно понять, что вы можете… и будете… видеть одну и ту же радугу — как в себе, так и в остальных людях».
Первый символ, который создает пациент, — образ его глубинного «Я»; второй символ — наблюдатель, осознающий даже это глубочайшее «Я».
Другая важнейшая задача терапевта в начале сессии — понять как собственные намерения, так и намерения пациента, равно как и контр-намерения. Для этого нужно задать вопрос о них самому себе и попросить пациента сделать то же самое. Слишком часто между пациентом и терапевтом возникают проблемы и недоразумения, потому что они не согласовали своих целей. В результате пациент считает, что терапевт не понимает его и приносит ему больше вреда, чем пользы; а терапевт утверждает, что пациент «сопротивляется».
Например, женщина приходит ко мне и описывает совершенно нездоровые отношения с мужем. Она утверждает, что ее цель: «Остаться с мужем и найти с ним общий язык». В это время какая-то часть моей души протестует. Она хочет сказать: «Я считаю, что вам надо бросить этого подонка».
Вместо того, чтобы пытаться навязать пациентке мое мнение или подавить свою собственную реакцию и заставить себя принять точку зрения пациентки, Я осознаю и использую свое контр-намерение, так же, как я осознаю и использую симптомы пациентки. Не обязательно облекать контр-намерение в слова — я просто замечаю его, позволяю ему оставаться и расширяю сознание, чтобы включить это контр-намерение в контекст лечебного процесса.
Иногда следует открыто продемонстрировать контр-намерение пациента до начала сессии. Я работал с молодым человеком 27 лет, который употреблял наркотики с 14 лет. Он сменил около дюжины терапевтов перед тем, как обратиться ко мне. Его декларируемой целью было: «Я хочу завязать с наркотиками». Я не поверил ему и прямо заявил ему об этом. Он начал доказывать мне, почему он хочет вылечиться от наркомании, а я доказывал ему, почему ему не нужно этого делать. Наконец через 45 минут он сказал: «А знаете, какая-то часть во мне действительно не хочет расставаться с наркотиками». Когда он осознал как свое намерение, так и контр-намерение, у нас появился материал для нормальной работы. Вместо того, чтобы заниматься излечением от наркотической зависимости, используя синдром абстиненции, — на что он, скорее всего, выдал бы реакцию: «Убирайтесь к чертям, я вовсе не собираюсь слезать с иглы!» — я просто позволил существовать одновременно обеим частям его личности, связанным с наркоманией.
Хорнер определяет намерение как «высшую и мощнейшую силу; все рождается из намерения». Буддисты считают, что намерение предшествует мысли и чувству; они уподобляют его созидательному импульсу. В Випассане следует сначала наблюдать за намерениями, затем уже за движениями тела, мыслями и словами.
Эриксон рассказывает в присущей ему неподражаемой манере, как он использовал намерение в юмористическом контексте. Он был в гостях и ожидал своей очереди, чтобы поблагодарить хозяйку за прекрасный обед. Он послушал, что говорили другие гости, и решил провести эксперимент. Когда подошла его очередь, он сказал учтивейшим и любезнейшим тоном, что выражает свое восхищение великолепным обедом — особенно блюдом из лошадиных хвостов; не будет ли она любезна дать ему рецепт этого блюда? «О, разумеется! — воскликнула хозяйка. — Я с огромным удовольствием дам вам рецепт!» Отсюда Эриксон делает вывод, что слова далеко не так важны, как намерение, скрытое за ними и тон, которым они произносятся.
В терапии намерение имеет первостепенное значение. Лишь после того, как все намерения и контр-намерения выяснены, терапевт и пациент могут начать совместную работу. Прояснение намерений и целей создает контекст для изменений; если не создать для изменений подходящей среды, они не смогут произойти.
Если я, будучи терапевтом, осознаю свои контр-намерения по отношению к пациенту, — мне следует позволить свободно течь потоку реакций и ассоциаций. Если я откажусь признавать какую-то свою часть, тогда я утрачу свою свободу и спонтанность и научу пациента вытеснять какие-то части его личности, считающиеся неприемлемыми.
Допустим, во время сеанса я почувствовал злость. Если я сопротивляюсь этой злости, я тем самым посылаю пациенту сообщение на бессознательном уровне: «Злиться нехорошо». Если я сопротивляюсь своей растерянности, когда не знаю, что делать дальше, — я сообщаю пациенту, что ему также следует сопротивляться собственной растерянности и чувству беспомощности. Поэтому я позволяю себе осознавать все мысли, чувства, ассоциации, эмоции и контр-намерения, возникающие в моей душе; поступать иначе — значит, загрязнять окружающую среду.
Не только пациенту нужно расширять собственный внутренний контекст, — терапевту это необходимо в той же степени. Я должен научиться позволять себе испытывать любые чувства, реакции и ассоциации, не отождествляясь с ними.
Профессия терапевта способствует моему личностному росту не меньше (а может быть, и больше), чем личностному росту пациентов. Мы с ними на равных. К несчастью, чувство равенства не слишком-то распространено в терапии. Обычно нас учат (и даже принуждают) надевать на себя жесткие маски, предназначенные защищать нас во время работы с пациентами.