Темные тени нехорошей квартиры
Шрифт:
– Покажи мне ее фотографию.
Сергей нашел фото Виолетты Романовой.
– Вот, самый последний снимок, который я нашел. Она открывает элитный салон – драгоценности, меха и даже галерея с подлинниками произведений искусства. Ей тут лет семьдесят пять. Как она тебе?
Настя очень внимательно смотрела на худую женщину с совершенно белыми волосами. Белая блузка с кружевным воротником-стойкой, черный приталенный костюм, туфли на каблуках. Очень светлые глаза, взгляд уверенный и властный. Сухой рот в морщинках.
– А тебе как? – ответила она вдруг вопросом.
– Крутая мадам, что тут скажешь.
– И очень здоровая физически, вот что я тебе скажу. Нет мешков под глазами, одутловатости, даже пигментных пятен – всего, что выдает болезнь. Увеличь глаза, пожалуйста. Вот видишь,
– Ну, в этом ты наверняка разбираешься, но права уже в том, что она всю жизнь занималась плаванием. В молодости была тренером.
– Может, она сознательно скрывается? Тогда и уехать могла по другим документам, и в другом месте жить…
– Смысл? Даже если в ее индустрии есть криминал, а он, разумеется, есть, и если кто-то на это вышел, то какой с нее уже спрос. Ей ничего не принадлежит. Ей много лет.
– Этот Петр у тебя тоже есть?
– Вот.
Насте улыбалось широкое, доброжелательное лицо довольного собой и всем светом человека. У него явно все в порядке. Она долго смотрела и молчала. Сергей поднял голову, взглянул на ее лицо. Оно было очень серьезным. Светло-карие глаза чуть потемнели, как бывало в моменты напряженной мысли, между бровями появилась морщинка.
– Сережа, я сейчас скажу глупость, как раньше, когда тебе пришлось на мне жениться из жалости… Но в нем есть что-то зловещее.
– Да ты что! По мне – он симпатяга. Правда, Марина считает, что он козел. Настя, ты чем-то расстроена? Тебе не нравится, что я так часто вспоминаю Марину? Иди сюда, – он притянул ее к себе, посадил на колени, губами попытался разгладить морщинку на лбу. – Почему у тебя испортилось настроение?
– Ничего конкретного, – улыбнулась она. – К Марине я пока не ревную. Просто, как раньше, – мурашки…
– Как давно я про них не слышал, – тихо произнес Сергей. – Я даже с ними мысленно попрощался. А ведь ты, видимо, их имела в виду, когда говорила, что я женился из жалости. Кому, мол, нужна по другим причинам женщина с мурашками, да?
– Ну, да.
– Что делает Олежка?
– Ест, смотрит мультики, играет с Маем, все сразу, как всегда.
– Я закрою дверь на ключ на пятнадцать минут, ладно? Столько у нас есть? Настя, я все время скучаю по тебе. И по твоим мурашкам.
– Думаю, у нас есть больше, – шепнула ему в ухо Настя. – Мультик длинный. Пирог большой. Тебе может ничего не остаться. Он им Мая угощает.
Глава 6
В комнате наконец стало светло. Виолетта встала, шатаясь, побрела в ванную. Она не помнила, что случилось после того, как Петя на нее рассердился. Действительно, у нее не убрано. Она иногда пытается убрать, но вместо этого начинает судорожно что-то искать: письма, фотографии, документы – то, что доказало бы, что ее жизнь была, а не приснилось. Она ничего не находит, но остается беспорядок… Петя, конечно, прав. У него столько дел, а он должен за ней убирать. Когда он сердится… После этого Виолетта ничего не помнит. Просто стонет и скулит безнадежно от боли, не думая о том, откуда она взялась. У нее нет старческого слабоумия. Она отдает себе отчет во многом. Но ее участь столь ужасна, что подсознание начинает ей помогать. То, что за пределом ужаса, она не помнит. Раз Петя приходит, значит, он о ней беспокоится. Это все, что она может вынести, только такую мысль.
В ванной не зажегся свет. Но она была достаточно большой, и свет шел из коридора. Виолетта увидела в огромном зеркале себя – в окровавленной ночной рубашке, с лицом в кровоподтеках, даже на тонких, дрожащих ногах была кровь. Что это? Она, наверное, падала во сне. Но она не спала. Стоп! – сказало подсознание. И Виолетта открыла кран с горячей водой. Воды не было. Холодной тоже. Что делать? Она не может оставаться в таком виде. Должен прийти Петя. Виолетта прошла на кухню. Боже, какое облегчение. Там стоят бутылки с водой. Она принесла их в ванную, разделась и, стараясь беречь каждую каплю, как смогла, помылась. Грязную рубашку бросила в бак. Прошла в гардеробную, в отделении, где лежали всегда сотни ночных сорочек, ничего не нашла. Господи, они все в баке для грязного белья. Они кончились! А ей нечем постирать. Она судорожно стала шарить по другим полкам. Вот! Это комбинация
Она легла на свою роскошную кровать, укрылась пуховым одеялом, сразу поплыла на теплой волне. Сны или воспоминания были четкими и яркими. Она скакала по крутой горной тропе на сильном, необъезженном жеребце. Она и сейчас помнит вкусный запах его пота. Она плавала в море, в океане, в разных бассейнах, и везде рядом были мускулистые мужчины. Она сидела за рабочим столом и подписывала документы на миллионы долларов, они уйдут, эти деньги, чтобы тут же вернуться, только с прибылью. Запах денежных купюр она тоже очень хорошо помнит. Он волновал ее всегда не меньше, чем запах распаленного страстью мужчины или летящего скакуна.
А потом, уже в глубоком сне, она почувствовала тянущую боль в низу живота. Она рожает!
– Быстро! – кричит она. – Вера, ко мне!
В комнату влетает девушка с полотенцами.
– Сейчас, Виолетта Антоновна. – Я все сделаю. Ой, он идет! Тужьтесь! Надо же: какой крепыш, просто вылетел, я едва поймала. Сейчас, потерпите. Его обмою, потом к вам вернусь.
– Убей его, Вера, – сказала, немного задыхаясь от усилий, но вполне спокойно Виолетта. – Задуши, утопи, но чтобы его не было. Потом выбросишь труп где-нибудь в лесу, подальше от нашего поселка. И чтобы никто не узнал, поняла? Если кто-то узнает, особенно Петя, я сделаю так, что тебя убьют.
Виолетта широко распахнула по-прежнему чистые голубые глаза. Он опять у нее родился? Этого не может быть! Только не сойти с ума! Она глубоко и размеренно подышала, как после заплыва. Это был сон. К счастью, у нее больше никто не может родиться. Виолетта в изнеможении полежала с открытыми глазами. Сколько лет прошло? Она выбросила эту дату из своей головы. Ей тогда было около пятидесяти, сначала она подумала, что это климакс, оказалось, беременность. Она терпеть не могла предохраняться. Да, больше тридцати лет назад. Интересно, где сейчас Вера, ее верная служанка? Лоб Виолетты вдруг покрылся испариной. Она же никому никогда не доверяла. Почему она не проверила тогда Веру? Выполнила ли она ее приказ? Она убила того ребенка? Виолетта даже не знает, мальчик или девочка у нее родился. Они обе говорили просто: «ребенок». И потом Виолетта у Веры никогда не спрашивала. Надо было проверить и все-таки убить ее. Таких свидетелей не оставляют в живых. А она ей просто заплатила… Нет, она не заплатила. Виолетта не помнит точно, что переписала на Веру: ту дачу, где родился ребенок, или какую-то квартиру… Какую-то лишнюю недвижимость, она не любила давать деньги. И всегда сохраняла дарственную или купчую. Если это была плата, деньги оставались только на бумаге. Если бы найти документы, они есть, просто она не может их найти. Она бы прочитала адрес, послала бы людей все узнать… Если квартира, то она наверняка в этом районе. Она много лет жила в этом районе, старалась скупать здесь все приемлемое жилье. Виолетта хотела, чтобы ее люди жили тоже у нее под рукой. Какие люди? Она всех забыла, почти всех! Боже. У нее больше нет никаких людей. И она ничего не знает. Она кому-то поручила все оформить и больше не видела Веру! Может, Петя ее, мать, прячет именно от чьей-то мести? Она всегда ему говорила, что держит подчиненных рядом, потому что им нельзя доверять. Наверное, Петя что-то страшное узнал. Как хорошо, что он о ней позаботился. Она хочет жить.