Тёмные времена II. Искры черного пламени

Виноградова Мария Владимировна

– Оружие? – Император чувствует, как сознание ускользает, а тело перестает повиноваться.

– Ты – наше оружие, дурачок.

И сознание гаснет, оставляя на память лишь пряный запах корицы.

***

Вэриний беспокоился. И хотя, если взглянуть на повеселевшего императора, казалось, что поводов для тревоги нет, то на сердце у чуткого советника было весьма неспокойно.

Латгардиса, наконец-то, оставила хандра. Молодой Темный Властелин с удовольствием общался с поданными, находясь под прикрытием безобидной личины, и простодушные жители Темных Земель и не подозревали, что этот искренний парнишка – грозный император. Впрочем, недовольных внутренней политикой

Латгардиса было исчезающее мало. Мужчины, женщины и даже дети – все были предельно честны с любопытным путешественником – сказывалась кровь Темных Властелинов. Латгардис всегда был убедителен и способен вызвать на откровения даже самого упертого и недоверчивого человека или нелюдя. Рину такое удавалось разве что только с помощью орудий пыток. Хотя, надо признать, молодой император не брезговал прибегать и к крайним мерам в тех же темницах. Иногда его кровожадность заставляла нервничать даже привыкшего ко многому амисто.

Особенно ярко она проявлялась в те несколько дней, предшествующих Сумеркам – дню, когда солнце и луна одновременно появлялись на небосводе, и день превращался в ночь. Император становился зол, раздражителен и агрессивен, замыкался в себе, не подпуская даже своего друга. В Сумерки же вообще удалялся в старое крыло замка – прежние апартаменты императорской семьи, где нынче царило полное запустение, – и запирал тяжелые двери.

Замок в эти моменты стонал и содрогался до основания: пол под ногами ощутимо потряхивало, витражные стекла жалобно звенели, от старого крыла волнами расползался удушливый жар, а все, находившиеся в замке, испытывали неподдельный и совершенно иррациональный ужас.

Рин понятия не имел, что происходило за закрытыми дверями. Да, он переживал за друга, но Латгардис появлялся на следующий день, целый и невредимый, в поднятом настроении и с улыбкой, блуждающей на тонких губах. Для амисто этого было достаточно, и он старался не лезть в те дела, куда ему настойчиво советовали не совать свой нос.

Таким он стал после того дня. Когда погибла Кэссия.

Эльф вздохнул. Забавная, веселая и невероятно шкодливая… младшая сестренка.

Тогда его послали заключить договор с Южными Островами, откуда в Темную Империю везли всевозможные ткани, пряности и зерно, которое южане продавали по низким и выгодным для обеих сторон ценам. Союз с островами давал возможность ввозить в Темную Империю необходимые товары из тех, что не производились в землях императора, по доступным для населения ценам. Благодаря разумной и осторожной политике страшные бунты, что охватывали не только Светлые, но и Темные земли в далекие времена, ушли в прошлое, и только в жутких рассказах, превратившихся в легенды, можно было услышать о том, как народ восставал против правителей.

Кровные родственники, особенно амисто, всегда чувствуют, когда погибает их родич. В тот момент, когда его скрутило судорогой, не давая двигаться, видеть и чувствовать, он понял, случилось. Договор так и не был заключен – он сорвался с места, прямо посреди переговоров, вызвав сначала недоумение, а потом и гнев Гильдии Купцов, рискуя навлечь на себя не только ярость отца, но и самого императора, под ведением которого находились все торговые договора. Но в тот момент он не думал ни о чем – ему было не страшно умирать, даже если разгневанный император осудит его. Потому что в этот миг он уже умер.

Только по прибытии домой он понял, что из императорской семьи выжил только Латгардис, которого защитила Кэссия ценой собственной жизни. Младшего брата, такого же пламенно-рыжего, как и Гард, четырехлетнего Райну, жестоко зарезали во дворе вместе с охраной, императора с императрицей отравили быстродействующим ядом змеи-коллиди, противоядия к которому так никому и не удалось найти.

Отец позже говорил, тусклыми, бесцветными глазами глядя на рыдающего над телом сестры Рина, что, когда нашли молодого императора и уже мертвую Кэссию, вокруг не было ничего живого – земля была выжжена на много метров вокруг, обнажая спекшуюся, потрескавшуюся поверхность и обезображенных, уродливых мертвецов в оплавленных остатках доспехов. Что здесь произошло – Латгардис так никогда и не рассказывал другу, но серо-зеленые глаза, смешливые, полные жизни, стали желтыми, словно холодное золото, расчерченными тонкой трещиной вертикального, нечеловеческого зрачка. А потом пришло безумие, пробуждающееся в императоре по мере приближения Сумеречного дня.

Именно Сумерки и заставляли эльфа нервно коситься на Гарда, невозмутимо восседавшего на жеребце и насвистывающего незамысловатый мотивчик себе под нос. Советник, конечно, рассчитал, что, если на пути не возникнет никаких досадных препятствий, они не только успеют вернуться в твердыню Ночи, но и в запасе останется еще несколько дней, однако тревога зрела с каждым днем, коварно притаившись у самого сердца.

Завтра они пересекут границу. И это было еще одним поводом для беспокойства. Ступив на Светлые Земли, случись что – им будет значительно сложнее получить поддержку Матери Тьмы, а их силы значительно ослабнут. Останется уповать лишь на собственное умение обращаться с оружием, да на благонадежность Светлых, гарантировавших полную неприкосновенность дипломатической миссии. А этому Рин не поверил ни на мгновение.

– Останавливаемся! – коротко приказал император, сворачивая к добротному трактиру, стоящему почти в самом центре крупной деревни.

Небольшой отряд послушно придержал коней. Воины вымотались и устали после перехода по «червоточинам», хоть Гард и старался рассчитать время перемещения так, чтобы отряд успевал восстановиться после предыдущего перехода. Но, как известно, планы планами, а реальность всегда готовит свои сюрпризы.

Амисто, досадливо нахмурившись и сразу же разгадав маневр Гарда, проворно и легко спрыгнул с кобылы, бросил поводья одному из подбежавших воинов, метнулся вперед и выловил за рукав собравшегося улизнуть в общей суматохе Императора. Он прекрасно понимал, что Гард засиделся в четырех стенах, разгребаясь с требующими немедленного решения делами и заскучав от добровольного заточения, а потому понимал, что стоит не уследить, и рыжеволосый мужчина воспользуется часами отдыха только лишь для того, чтобы найти неприятности на свою голову.

– Куда? – постучал он костяшками пальцев по лбу. – Ты не забыл, что это граница, а Светлые не очень-то щепетильны в вопросах ответственности?

– То есть ты считаешь, что я не в состоянии за себя постоять? – осведомился Гард, скорчив недовольную гримасу, однако прекрасно осознавая, что любой глупый поступок сейчас может повлечь за собой серьезные последствия.

Эльф промолчал, укоризненно глядя на друга. На языке вертелись только лишь язвительные гадости, за которые он мог схлопотать так, что до вечера не очнется, поэтому благоразумный советник предпочел словам многозначительное молчание. Которое, кстати, на его друга действовало хуже, чем полнолуние на вервольфа. Но цапаться при всем честном народе император бы не стал, чем Рин бессовестно и воспользовался.

– Ну и Свет с тобой, – буркнул рыжеволосый мужчина и вошел в трактир, мстительно дернув дверь на себя так, что та едва не стукнула амисто по лицу.

Вэриний тяжко вздохнул, придержав створки, знаком приказал сопровождающим выставить охрану и последовал за императором.

***

– По тебе Бездна плачет, Гард! – возмутился Вэриний, глядя, как довольно скалящийся Император сгребает со стола выигрыш.

Латгардис, как и его советник, были под личинами. Обычные избалованные дети аристократов Темной Империи, путешествующие с отрядом в поисках приключений на все известные места. Император выглядел немного неуклюжим увальнем с простодушным веснушчатым лицом и ржаво-рыжими волосами. Голубые глаза смотрели на собеседников восторженно и доверчиво, вынуждая последних терять бдительность. И давая Гарду возможность не только мухлевать в игре в карты, но и вытягивать из своих невольных собеседников интересующие сведения – что с дурака-то возьмешь? Ему хоть план обороны Цитадели выдай, он через четверть час забудет, восторженно уставившись на молоденькую разносчицу. Император развлекался вовсю, корча из себя простофилю, а Рину оставалось только тихо ругаться про себя и подыгрывать другу.