Темный странник
Шрифт:
Хватка ослабла. Тварь разразилась криком боли и гнева, но радоваться Кондору оказалось рано, ибо настоящую опасность он заметил слишком поздно: опираясь только на свой толстый хвост, «дракон» выбросил вперед свои задние ноги, единственный палец которых был увенчан длинным изогнутым когтем, столь же острым, как и когти перчатки Кондора. Боль вспыхнула и угасла как ярчайшая искра, как блеск молнии в черную грозовую ночь, и две глубокие борозды рваной плоти украсили грудь Странника, обнажая ребра.
– Ах ты… – зло прохрипел «брошенный». Шутки кончились. Впрочем, они и не начинались.
Кондор плохо видел сквозь плотную кислотную дымку, но враг был слишком близко, чтобы промахнуться. Лезвие посоха вновь вошло в тело «дракона», но на сей раз «брошенный» бил наверняка, решив максимально использовать все свои ресурсы. И он их использовал. Не выпуская «Дишмед», он перехватил его второй рукой и, быстро нащупав необходимую клавишу на его рельефной поверхности,
Без труда освободившись из его ослабевших лап, Кондор отошел в сторону, давая «дракону» возможность умереть спокойно. Он и сам чувствовал себя не лучшим образом. Боли, как обычно, не было, но он чувствовал, как бешено бьется сердце, как холодеют побелевшие от потери крови кончики пальцев и как в ушах появляется непривычный тихий звон, мешающий сосредоточиться на чем-либо. В отличие от монстра, он не умирал, но истощенный схваткой организм требовал немедленного отдыха и покоя. Раны оказались слишком серьезными даже для него. Еще раз оглянувшись на зверя и удостоверившись, что минуты его жизни уже сочтены, «брошенный» опустился на землю, давая волю подступающей слабости. Действовать нужно было быстро – начиналось временное окоченение конечностей, и руки являлись одними из первых претендентов на псевдоомертвение. Столь серьезные ранения он получал лишь пару раз за все годы жизни и, помнится, сильно перепугался, впервые почувствовав, что не в состоянии пошевелить пальцами рук. Теперь он был знаком с причудами своего организма и знал, что если пожелает, может оставить свое тело в активном режиме на довольно продолжительное время, пока внутренние резервы организма полностью не иссякнут. Но это на крайний случай. Сейчас, когда бой закончился, он не требовал от тела подобной жертвы – лишь пару минут для подготовки к полноценному отдыху.
Кое-как стащив с себя изодранный в клочья балахон, Кондор аккуратно разложил его на земле, составляя воедино разорванные лоскуты, затем снял с пояса одну из своих фляг, плоскую и широкую, наполненную вязкой голубой жидкостью, которую тут же, не задумываясь, вылил на лохмотья, наблюдая, как быстро водоотталкивающая ткань впитывает в себя ставший вдруг ярко-синим раствор, после чего потерял интерес к балахону и, отбросив пустую флягу, занялся собой.
Льняную рубаху, пострадавшую не меньше верхней одежды, спасти уже было нельзя. Поразмыслив немного, Кондор решил использовать ее на бинты и, разорвав ткань на полоски, принялся латать себя. Рана на груди оказалась не столь серьезной, как казалось вначале, и, осторожно стянув повязкой разошедшиеся пласты кожи, он переключил свое внимание на живот. Здесь дела обстояли гораздо хуже. Тварь била обеими ногами одновременно, отчего раны образовали некоторую симметрию: обе начинались возле солнечного сплетения, но, опускаясь вниз, расходились, в итоге одна из них заканчивалась на левом бедре, а вторая на правом. Обе раны были весьма глубоки и по-настоящему серьезны. Сейчас, прочищая и осторожно перевязывая их, Кондор радовался, что он не человек, ибо человеку подобные ранения принесли бы неминуемую смерть.
Использовав на бинты всю рубаху, Кондор наконец успокоился и еще раз осмотрел «дракона». Тот был либо Уже мертв, либо чрезвычайно близок к этому. По крайней мере Странник не слышал и не чувствовал больше его сиплого дыхания.
Зверь умер. Теперь в пещере был лишь не-человек. Осторожно, чтобы не тревожить стянутые окровавленными повязками раны, Кондор лег на спину, закрыл глаза, расслабился.
Вот теперь можно…
ГЛАВА 15
Пробуждение было мгновенным, словно перещелкнули в мозгу маленький переключатель. Не спеша открывать глаза, Шарот проверила состояние тела. Боли не было, однако спина практически полностью онемела, что говорило о довольно серьезных повреждениях. Это было плохо, но не критично. Случались переделки и похуже. Хотя немного странно, что после удара она потеряла сознание на длительный срок. Обычно даже после сильного удара функции мозга восстанавливались очень быстро, иногда в течение нескольких секунд. Наноразум тела редко подводил баскопа. Только в самых крайних случаях.
Шарот открыла глаза, огляделась, выхватывая из темноты детали помещения, в котором находилась. В принципе, ничего примечательного.
Повернув голову, Шарот обнаружила рядом еще один металлический столик, небольшой треножник, на котором лежали два десятка подозрительного вида хирургических инструментов. Мило, очень мило. Осталось только понаблюдать за собственным вскрытием из первого ряда. Впрочем, откуда такие мрачные мысли? Возможно, ей просто пытались помочь.
Стальная дверь скрипнула, приоткрылась, в образовавшийся проем проскользнула молодая девушка. Уверенно нащупав в темноте выключатель, она зажгла свет. Вернее, его жалкое подобие. Тусклая лампа накаливания, какие Шарот видела только в учебниках истории, вкрученная в потрескавшийся патрон и подвешенная на проводе под самым потолком. Убогое зрелище. Но даже при таком тускло-желтом свете Шарот смогла хорошо разглядеть девушку. Облаченная в неброский серый комбинезон, она была молода, лет двадцати пяти, худощавая, среднего роста, довольно симпатичная. Лицо лишено даже намека на косметику, длинные немытые волосы забраны в небрежный пучок на затылке. Включив свет, девушка обернулась и пристально взглянула на пленницу. И Шарот не понравился этот взгляд, пустой и холодный, словно в нем навечно застыло безразличие. Лишь однажды в своей жизни Шарот видела такой взгляд. Много лет назад так смотрел на мир ее отец после смерти жены. И его глаза тогда отражали душу. Душу, опустошенную болью. Только вот почему молодая девушка, практически ее ровесница, смотрит на мир так странно?
– Ты наконец-то очнулась, – громко и деловито, голосом зашедшего в палату реанимации врача проговорила незнакомка. Медленно пройдясь по комнате, она приблизилась к Шарот, склонилась к самому ее лицу, заглядывая в глаза.
– Кто ты такая?
В ответ Шарот не проронила ни звука. Боевым агентам не рекомендовалось вступать в контакт с аборигенами, да и говорить что-либо сейчас было попросту бессмысленно – она не знала местного языка, а аборигены никогда не слышали лиитанийского. Впрочем, Шарот было немного проще. Благодаря встроенному в мозг универсальному лингвомодификатору она понимала девушку, словно та общалась с ней по-лиитанийски. Вот только ответить ей была способна лишь на своем языке. При желании Шарот могла бы заставить лингвомодификатор работать в режиме обучения, но засорять свою память лишними знаниями не хотелось, тем более что процесс «агрессивной» загрузки был весьма болезненный и не всегда корректный. Иногда это даже приводило к утере фрагментов основной памяти. Поэтому пока Шарот решила сыграть роль глухонемой и просто послушать незнакомку, пытаясь понять, куда она попала и что происходит.
– Почему молчишь? – Девушка отстранилась немного назад, пощелкала перед лицом Шарот пальцами.
Шарот продолжала молчать. А потом и вовсе отвернулась, желая показать, что не расположена к общению.
– Может, придушить тебя прямо сейчас, чтобы не мучилась? – словно рассуждая вслух, вдруг холодно проговорила девушка. И Шарот показалось, что она действительно способна на такое. Ну вот, доигралась. Не хватало ей только попасть в руки к молодой маньячке. – Впрочем, мне даже силу применять не надо. Мой пот так токсичен, что мне достаточно просто коснуться твоей обнаженной кожи, чтобы ты начала разлагаться заживо прямо у меня на глазах!
Девушка выпрямила указательный палец, поднесла его к щеке Шарот, едва не касаясь кожи. Похоже, она действительно была способна воплотить свою угрозу в жизнь. Но Шарот никак не отреагировала, продолжая спокойно смотреть на безумную. Чем бы ни была вызвана токсичность пота девушки, угроза казалась смешной. Тело наносинтона с легкостью разрушало любые ядовитые соединения, попавшие в кровь.
Несколько минут незнакомка задумчиво смотрела на свою пленницу, не отводя руку, после чего проговорила зло и недовольно: