Тёмный трубач
Шрифт:
Крепость располагалась на границе лавовой местности — опасной территории, которая в далёкие времена, наверное, освещала большую часть материка титаническими извержениями. Даже выветрившаяся поверхность вулканов поражала. Позже эта местность превратилась в дикую мешанину обрывов и потоков, в лабиринт острых, как нож, хребтов, скрывавших там и тут островки растительности. Говорят, что, помимо сложности самой территории, здесь встречаются и другие опасности — звери, сбежавшие из экспериментальных лабораторий и нашедшие идеальное логово в этом забытом углу. Правда, это только слухи. Очевидцев не находилось.
Мы свернули с дороги на тропу, такую незаметную, что я не заметил бы её, если бы Лугард не показал. Но он показал уверенно, как будто видел ориентиры в ярком свете солнца. Вскоре мы были уже в незаселённых местах. Мне хотелось поговорить, но я не решался задавать вопросы: Лугард явно был занят своими мыслями.
Он найдёт и другие изменения на Бельтане, менее заметные, чем покинутые поселения, хотя тоже значительные. Исчезли целые группы населения: сначала военные, затем учёные и техники. Оставшиеся неосознанно, а может, кое в чём и сознательно, изменили атмосферу. Война шла далеко и особенно большого влияния на нашу планету не оказала. Она сказалась в сводках, в сокращении поставок и специалистов, в растущем раздражении людей, которых отрывали от исследований и заставляли заниматься поиском новых способов убийства. Я слышал, что в секциях военных проблем намеренно затягивались работы. А пять лет назад произошел гневный взрыв, последний командующий и такие люди, как доктор Корсон, обменялись угрозами. Но затем командующий отбыл по приказу, и Бельтан вернулся к мирному существованию.
Общее настроение у нас теперь пацифистское — настолько, что я сомневался, найдет ли Лугард место среди людей, не хотевших никаких перемен. Да, конечно, он здесь родился. Но, как и мой отец, он рос в военной семье и не смешивался с кланами поселенцев. О крепости Батт он говорит, как о своей. Так ли это? Или его прислали сюда для организации нового гарнизона? Вряд ли это будут приветствовать.
Тропа настолько заросла, что мне пришлось подняться в воздух, держась над вершинами кустов. Если вслед за Лугардом действительно прибудет гарнизон, может, там найдутся механики, способные чинить наши машины? Они уже дошли до такого состояния, что поселенцы поговаривали о возвращении к вьючным животным.
— Поднимись выше! — приказал Лугард.
Я покачал головой.
— Нет. Если хоппер рассыплется здесь, мы можем ещё приземлиться живыми. Не хочу рисковать.
Он посмотрел сначала на меня, потом на хоппер, как будто увидел его впервые. Глаза его сузились.
— Какая развалина…
— Один из лучших, какой можно найти, — быстро ответил я.
— Машины не ремонтируются сами. Технороботы заняты в лабораториях. С тех пор, как командующий Тасмонд улетел с остатками гарнизона, поставок не было. Большинство хопперов пришлось разобрать на запчасти; а недостающее приходится заменять надеждой.
И вновь я встретился с его вопросительным взглядом.
— Так плохо? — негромко спросил он.
— А что такое «плохо»? Комитет решил, что в конечном счёте это хорошо. Его членам нравится, что на планету перестали поступать приказы. Партия фритрейдеров надеется на независимость и свободную торговлю. А тем временем ремонтные работы ведутся в первую очередь в лабораториях, остальное распадается. Но никто, ни один член Комитета, не хочет возвращения контроля извне.
— Кто руководит?
— Комитет… главы секций… Корсон, Аренс, Элси, Власта…
— Корсон, Аренс, да… А кто такой Элси?
— Он из Етхолма.
— А Ватсилл?
— Призван и улетел. И Праз тоже, и Барнтол. Вся молодежь. И кое-кто из самых умных.
— Корфу?
— Он… он покончил с собой.
— Что? — Лугард явно удивился. — Я получил письмо… — Потом покачал головой. — Оно долго шло… отсюда. Но почему?
— Официальное заключение: нервное истощение.
— А что на самом деле?
— Говорят, он открыл нечто смертоносное. Его заставляли продолжать исследования. Он не хотел. На него надавили, и он побоялся, что не выдержит. Вот и позаботился, чтобы выдержать. Этот слух устраивает Комитет. Один из доводов против инопланетного контроля. Они говорят, что никогда больше не вложат оружия в чужие руки.
— У них и не будет такой возможности — подходящих рук нет, — сухо заметил Лугард. — И мечты о торговле им тоже лучше оставить. Распад уже рядом, парень. Каждая планета старается извлечь максимум из своих ресурсов и радуется, если на них никто другой не претендует…
— Но ведь война кончилась!
Лугард покачал головой:
— Формально, да. Но она разорвала Конфедерацию на клочки. Закон и порядок… мы не увидим их в наше время. Не оттуда… — он указал худой рукой на небо над нами, — не в наше время и, наверно, не в следующих поколениях. Удачливые планеты, богатые природными ресурсами, ещё одно-два поколения будут удерживаться в рамках цивилизации. Другие быстро покатятся вниз. К тому же появятся волки…
— Волки?
— Старое название агрессоров. Кажется, так называли хищников, охотившихся стаями. Их свирепые нападения сохранились в нашей генетической памяти. Да, будут и волчьи стаи.
— С Четырёх Звёзд?
— Нет. Они пострадали не меньше нас. Но существуют остатки разбитых флотов, корабли, чьи родные планеты сожжены, которые не имеют родного порта. Они легко превращаются в разбойников, продолжают вести жизнь, как в последние годы, всего лишь сменив название — не отряды регулярной армии, а пираты. Богатые планеты первыми подвергнутся нападениям… а также места, где они смогут основать базы…
Я подумал, что знаю теперь, зачем он вернулся.
— За вами прибудет гарнизон, чтобы защищать Бельтан…
— Я хотел бы этого, Вир, хотел бы! — искренность его хриплого голоса произвела на меня впечатление. — Но нет, я получил государственную собственность в качестве пенсии и к облегчению казначея. Я имею права на крепость Батт со всем содержимым, вот и всё. А почему я вернулся… что ж, здесь я родился и хочу, чтобы кости мои покоились в почве Бельтана. Теперь поверни на юг…
Следы старой дороги почти исчезли. Последствия одного-двух размывов почти скрыли быстрорастущие лианы. Всюду были видны следы старых лавовых потоков. Местная растительность приспособилась к пустыне. Стояла середина лета, период цветения почти закончился. Но тут и там всё ещё виднелись поздние цветы, маленькие цветные флажки. На лианах висели зреющие жёлтые плоды. Дважды при приближении хоппера взлетали птицы, оторванные от кормежки.