Темпориум. Антология темпоральной фантастики
Шрифт:
– Кто ж не хочет, – хмыкнул Григор.
– Так поступайте ко мне на работу. На три года вас в Америку увезу… А еще лучше – в Москву. Москва поближе будет, и работа спокойнее, а народ – отзывчивее и веселее. Каждый день лапшу куриную есть станете да сало. Ну и деткам зерна подкину, по мешку в месяц на семью.
– По мешку зерна? – заинтересовался Овидиу. – Не так плохо, а? А мешки какие – четырехпудовые?
– Почему четырех? Три с половиной пуда. Обычные мешки, – ответил Павел. – И жить будете в тепле. Хоть и в тесноте, а не в обиде. Музыку сможете каждый день слушать – слышали
– Нет, – ответил Григор.
– Ну, неважно. Скучать не придется.
– Значит, в городе работать нужно? – спросил Вэли.
– Конечно. Подметать, мусор собирать, белить, красить…
– Женская работа, – заметил Овидиу.
– А вам бы пахать хотелось? Или камни тесать?
– Почему камни? Овец пасти – мужская работа. Зверя бить. Или хворост собирать.
– Хворост собирать тоже будете. В парках да между домов. На самодвижущихся повозках ездить. Одежда будет теплой, красивой – вы такой и не видели никогда. А стоит дешево! Даже детям можете привезти. Одежда китайская, на века не останется. Но красота!
– А семьи как без нас? Кто поля вспашет, пшеницу посеет?
– Поля ваши вспахать я человека найду. А зерно посеют женщины. И сожнут тоже. Справятся ведь?
– Справятся, – солидно кивнул Григор. – Им не привыкать.
– Самое главное – работать хорошо, – строго заявил Павел. – Если что не так – домой без оплаты, а то и живы не будете. Поняли?
Овидиу тоскливо поглядел на американца, вспомнил барина и его холопов, которые не раз устраивали ему порку из-за потерянных овец, и решил, что американец все-таки симпатичнее. Он не только грозил, но и обещал. Куриная лапша каждый день! Виданное ли дело?
– Еще бы таджикский язык вам выучить, – раздумчиво протянул Павел. – От таджиков прибыль выше и работа у них не такая квалифицированная… Но, с другой стороны, сойдете за молдаван. Собственно, вы почти молдаване.
– Какие еще молдаване?
– Неважно. Главное, если будут спрашивать, откуда, говорите, что из Молдавии. А план по таджикам я закрою кем-нибудь из Персии.
Григор, Вэли и Овидиу не совсем поняли, что бормочет американец, но переспрашивать не стали. Главное, чтобы выдал аванс.
Иван явился на сборный пункт рекрутского агентства вовремя, в половину двенадцатого ночи. Деньги все отдал матери – Павел Алексеевич заверил его, что в ближайшие три года они ему не понадобятся, так зачем беречь? Пусть родители купят что-нибудь нужное. Стиральную машину, например. Полезная вещь. Мать хоть немного отдохнет.
На сборном пункте ожидали отправки еще два парня и девушка. Позже подошла еще одна. Парни были нормальные – не наглые, молчаливые. Одеты не очень хорошо. Девчонки тоже самые обыкновенные – не красавицы, но и не страшные. Та, что опоздала, рыженькая, Ивану даже понравилась. Интересно, может, работать где-нибудь рядом будут? Можно было бы познакомиться поближе. Но пока все сидели, помалкивали, ждали.
Павел Алексеевич вышел к ним из своего кабинета без пятнадцати двенадцать. Посмотрел рассеянно, вздохнул. Одет он был не в солидную кожаную куртку, как два дня назад, а в льняной костюм не по сезону, к тому же присыпанный
– Все в сборе? – спросил он.
Рекруты промолчали. Им-то откуда знать? Друг с другом их не знакомили.
Павел Алексеевич достал из кармана тонкий пластмассовый коммуникатор, поглядел на экран, кивнул.
– Слушайте меня внимательно. Еще раз предупреждаю: только работа на совесть позволит вам удержаться в проекте. Никаких эксцессов быть не должно. Общение с местным населением – по минимуму. Форменную одежду не снимать. Ваш цвет – оранжевый, вы должны об этом помнить. Кстати, наденьте бейджики, – Павел Алексеевич раздал оранжевые карточки на шнурках с именами и штрихкодами. – Можете общаться между собой, ходить друг к другу в гости, но общение должно быть ограничено вашими товарищами по работе.
Ясно?
Ивану мысль насчет того, чтобы ходить друг к другу в гости, понравилась. Он осмелился поднять глаза на рыженькую девушку. Та уже смотрела на него и, встретив взгляд, усмехнулась, а потом вздернула носик. Иван покраснел. Кажется, звали девушку Елена? Или Алена? Иван не успел прочесть имя на бейдже.
– Идемте, – предложил Павел Алексеевич, указывая рукой на дверь своего кабинета.
В кабинете не задержались. Прошли в маленькую комнатку, где все едва поместились, а потом Петр Алексеевич открыл дверь с другой стороны – и рекруты разинули от изумления рты. Они оказались на берегу океана, из которого поднималось багровое солнце. Береговая линия была застроена огромными небоскребами. Были среди них уступчатые, были иглы, пронзающие небо, а самое большое здание в виде огромной пирамиды возвышалось в океане. Стеклянные стены небоскребов играли багрянцем.
– Вы попали в две тысячи сто тридцать второй год, – буднично проинформировал рекрутов Павел Алексеевич. – Здесь вы и будете работать – у нас нехватка рабочих рук.
– То есть обратно мы не вернемся? – испуганно спросил зеленоглазый блондин в джинсовой куртке, который на сборном пункте сидел напротив Ивана.
– Вернетесь. Почему нет?
– А как же всякие временные парадоксы? Мы же можем узнать технологии будущего и внедрить их в прошлом!
– Ничего вы не можете, – устало ответил Павел Алексеевич. – Вас и выбирали потому, что учиться вы не собираетесь, а работать согласны. Так что насчет технологий мы можем быть спокойны. Ну а рассказывать о жизни в будущем и о своей работе вы сможете сколько угодно. Хотя вряд ли это разумно…
– Почему? – спросила рыженькая.
– Никто не поверит. К тому же, по опыту знаю, вам здесь очень понравится, и вы постараетесь продлить контракт на максимальный срок. Домой будете ездить только для того, чтобы повидаться с родными. И я вас прекрасно понимаю. Когда приходится работать в вашем времени, просто дрожь берет. Но бывало, бывало в истории куда хуже… Кстати, не беспокойтесь, что ваше общество станет беднее оттого, что вы работаете на нас. Действуют стандартные процедуры замещения – для работы в вашем мире завербованы менее квалифицированные специалисты, а на их место пришли еще менее квалифицированные. Так что равновесие соблюдается.