Тень Эндера
Шрифт:
Елена с трудом сдержала крик радости, когда позвонила сестра Карлотта и спросила, будут ли они с мужем дома примерно через час?
– Я привезу вашего сына, – сказала она.
Николай! Николай! Николай! Елена повторяла это имя много раз – и мысленно, и шепотом. Ее муж чуть ли не танцевал, носясь по дому и приготовляя все к приезду дорогих гостей.
Николай был таким маленьким, когда его забрали от них. Теперь он стал куда старше. Они и представить не могут, через что ему пришлось пройти. Но все это пустяки. Они любят его.
Снова будут
– Вижу машину! – крикнул Джулиан.
Елена кинулась снимать крышки с блюд. Пусть ее Николай сразу войдет в кухню, наполненную ароматами самых душистых, самых свежих яств, которые напомнят ему дни его детства. Чем бы их ни кормили в космосе, такого там никогда не получишь!
А потом она помчалась к двери и встала рядом со своим мужем, глядя, как сестра Карлотта открывает переднюю пассажирскую дверцу машины.
Но почему она не ехала на заднем сиденье вместе с Николаем?
Не важно. Вот открывается задняя дверца, из машины выходит Николай – такой стройный и такой худощавый. Какой же он высокий! И все-таки видно, что он еще мальчик. Что-то в нем есть совсем детское.
«Беги ко мне, сынок, беги!»
Не бежит. Больше того, обернулся к машине и склонился к сиденью. Наверное, привез подарок…
Нет. Там еще какой-то мальчик.
Куда меньше ростом, чем Николай, а вот лицом похож.
Лицо какое-то слишком изможденное для ребенка такого возраста, но на нем то же мягкое выражение, что и на лице Николая. Николай прямо расплылся в улыбке. А мальчик не улыбается. Держится как-то неуверенно. Скованно.
– Джулиан, – говорит муж.
Почему он произносит собственное имя?
– Наш второй сын, – говорит он. – Они не все умерли, Елена. Один остался в живых.
Надежда когда-либо увидеть тех малюток была глубоко погребена в ее сердце. И открывать дверцу, ведущую туда, было больно. Она вздрогнула, как от внезапного укола.
– Николай встретился с ним в Боевой школе, – говорит ее муж. – Я сказал сестре Карлотте, что, если бы у нас был второй сын, ты назвала бы его Джулианом.
– Значит, ты знал, – шепчет она.
– Прости меня, любимая. Сестра Карлотта еще не была полностью уверена, что он наш. И в том, что он сможет вернуться домой. Я не мог дать тебе надежду только для того, чтобы тут же отнять ее и разбить твое сердце.
– У меня два сына, – говорит она.
– Да, если ты захочешь. У него была очень тяжелая жизнь. Здесь он чужой. Греческого языка не знает. Ему сказали, что он едет к нам на каникулы. Официально он не наш ребенок, а скорее переданный под опеку. Мы можем не брать его, если ты не хочешь, Елена.
– Помолчи, дурачок, – шепнула она, а затем крикнула приближающимся детям: – Вот мои сыновья! Они вернулись домой с войны. Бегите же к своей маме. Я так ждала вас, столько долгих лет!
И они бросились к ней, и она приняла их в объятия. Ее слезы текли по щекам, а руки мужа спокойно и ласково легли на головы детей.
Потом Джулиан заговорил, и Елена узнала слова, едва их услышав. Евангелие от Луки. Муж помнил их лишь в греческом варианте, поэтому Джулиан-младший их не понял. Пустяки. Николай тут же начал переводить их на всеобщий. И тогда Боб повторил их так, как запомнил со слов сестры Карлотты, читавшей ему:
– «Станем есть и веселиться. Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся» [20] .
И тогда малыш расплакался и прильнул к матери, одновременно целуя руку отца.
– Приветствую тебя в нашем доме, братишка, – сказал Николай. – Я ж тебе говорил, что у нас клевые родители.
Благодарности
Одна книга оказалась особенно полезной при подготовке этого романа: Питер Парет «Создатели современной стратегии: От Макиавелли до ядерной эры» (Princeton University Press, 1986). Собранные в ней эссе подали мне хорошую идею насчет того, какие сочинения могли бы храниться в библиотеке Боевой школы.
20
Лк. 15: 23–24.
У меня остались самые теплые воспоминания о Роттердаме, городе добрых и щедрых людей. Черствость по отношению к бедным, показанная в этом романе, была бы невозможна сегодня, но иногда фантастике нужно показывать невозможные кошмары.
Я должен лично поблагодарить:
Эрин и Филлипа Эбшер за (среди прочего) оставшийся незаблеванным шаттл, выверенный размер туалетного бачка и вес его крышки;
Джейн Брэди, Лауру Морфилд, Оливера Уистэндли, Мэтта Толтона, Катрин Х. Кидд, Кристин А. Кард и других, кто предварительно вычитывал рукопись и вносил замечания и предложения. Таким образом удалось предотвратить появление раздражающих противоречий между «Игрой Эндера» и этой книгой. А то, что осталось, – это вовсе не ошибки, а тонкие литературные эффекты, специально разработанные, чтобы показать разницу в восприятии и воспоминаниях двух участников одного события. Как сказали бы мои друзья-программисты: «Не баг, а фича!»;
Тома Догерти, моего издателя, Бетт Мечем, моего редактора, и Барбару Бову, моего агента, – за благосклонное отношение к идее этой книги, которую сначала я предложил для совместного проекта, а затем понял, что хочу написать ее полностью сам. И если я до сих пор думаю, что «Беспризорник» было бы лучшим названием для этой книги, это не значит, что я не согласен, что мой второй вариант, «Тень Эндера», более выигрышный;
моих помощников Скотта Аллена и Кэтрин Беллами, которые время от времени бросали вызов гравитации и совершали другие полезные чудеса;
моего сына Джеффа – хоть ему уже и не пять лет, как во время написания «Игры Эндера», но он по-прежнему служит моделью для Эндера Виггина;
мою жену Кристин и детей, которые были дома, когда я писал эту книгу: Эмили, Чарли Бену и Зину. Их терпение по отношению ко мне, когда я пытался нащупать верный подход к этому роману, смогло превзойти только их же терпение, когда я в конце концов нашел подход и стал одержим этой историей. Когда я привел Боба домой, в любящую семью, я знал, как это будет выглядеть. Потому что я вижу это каждый день.