Тень и искры
Шрифт:
– Это не делает тебя менее бестактным, – огрызнулась я.
– Не делает, но ты не ответила на мой вопрос. Как ты можешь быть такой убедительной? Тебя и этому учили?
Меня накрыла волна колючего жара.
– Меня не учили изображать эмоции.
Он поднял бровь.
– Не учили? Скажи, Сера. Разве это не входило в соблазнение? Чтобы заставить меня влюбиться? Заставить поверить, будто ты что-то чувствуешь ко мне?
Вина растопила часть гнева, но не весь.
– Во-первых, мы не знали, что ты умеешь читать эмоции. Если бы знали, то, наверное, меня
Его глаза вспыхнули серебром.
– Во-вторых, зачем мне теперь притворяться? Это бессмысленно. Я не спасу свой народ таким образом. И, наконец, мне нужно напомнить, чтобы ты не указывал, что мне чувствовать?
Никтос стиснул челюсти и отвернулся.
Я уставилась на суровые линии его лица, подавляя желание закричать. Просто кричать, пока не надорву горло. Но мне удалось сдержаться.
– Ты взял достаточно крови? Честно?
Минуло мгновение.
– Более чем достаточно.
– Хорошо.
Я села, спутанные волосы упали на плечи.
Он мгновенно насторожился, а я оглядывалась в поисках какой-нибудь одежды. Платье испорчено, но мне всего лишь нужно дойти до двери. Я начала продвигаться к краю кровати…
– Куда ты собралась?
Я остановилась и оглянулась через плечо.
– В свою спальню.
Он прищурился.
– Зачем?
– А что… нельзя? – Сердце оборвалось. – Или меня отошлют в другое место? В камеру, о которой ты упоминал? – Я напряглась. – Если так, то я хотя бы должна найти какую-нибудь одежду взамен той, что ты порвал.
И тут произошло нечто странное. Он, казалось, расслабился. Легкая усмешка смягчила его черты.
– Да, я порвал то платье.
Я уставилась на него, охваченная недоверием и сотней других эмоций.
– И почему это вызывает у тебя улыбку?
– Это будет мое любимое воспоминание на долгие годы.
Я прищурилась.
– Рада слышать, но у меня не так много одежды, чтобы ее рвали на мне.
Полные расплавленного серебра глаза уставились на меня.
– Ты не жаловалась, когда я это делал, – промурлыкал он. – Если мне не изменяет память, ты сама с готовностью срывала это платье.
Это так, но речь не о том. Он что, дразнит меня? Или он?.. У меня участился пульс. Не может быть. Я осмелилась бросить быстрый взгляд ниже его пояса и поразилась. Он был не просто наполовину отвердевший, и это… впечатляло. Такое свойственно Первозданным? Мышцы внутри меня сжались, и я перевела взгляд к его глазам.
Он поймал мой взгляд, а потом посмотрел ниже.
– Ты сидишь рядом, такая бесподобно голая, а я умышленно пялюсь.
– Вижу, – язвительно заметила я, раздраженная им… и собой, потому что ничего не делала, чтобы прикрыться. Ничего не делала с тем, что мне нравится, как он пялится.
Он опять приподнял уголок губ и провел зубами – клыками – по губам.
– Меня очаровывают мои отметины на твоих неупоминаемых местах.
Я опустила взгляд и ахнула при виде фиолетово-розовых пятен на коже и двух проколов. Меня пронзило бритвенно-острое возбуждение, когда я вспомнила,
– Извращенец, – лениво бросила я.
– Я даже не спорю. – Он отвернулся. – Я не посажу тебя в камеру.
– Нет?
– А зачем? – Он закрыл глаза. – Тебе нужно отдохнуть. И мне тоже. Мы должны быть готовы к тому, что будет дальше.
Колис.
Я сглотнула. Я забыла о нем, когда решила накормить Никтоса.
– Отдохнуть – значит поспать, Сера. Для этого обычно требуется лечь, если только ты не умеешь спать сидя. Меня бы это впечатлило. А кроме того, отвлекало бы.
Я открыла рот и обнаружила, что утратила дар речи.
– Ты хочешь, чтобы я спала рядом с тобой?
– Я хочу, чтобы ты отдохнула. Если ты будешь рядом, мне не придется беспокоиться, что ты можешь сделать или не сделать.
Я не вполне понимала, что, по его мнению, я могу сделать, если выйду отсюда, но находиться рядом с ним, когда он уязвим во сне, казалось последним, чего он может хотеть. Ведь он явно считал, будто вина, которую я испытываю, – не настоящая. Что мое нежелание исполнить мой долг – всего лишь милая ложь.
– А ты не боишься?
– Чего?
Я отвернулась от него, качая головой.
– Ну, не знаю. Что я нападу на тебя?
Никтос от души расхохотался.
Я вскинула брови.
– Почему мое предположение тебя так смешит?
– Потому что оно смешное.
Я не шевелилась.
– Ложись спать, льесса.
Опять это слово – которое больше не означает для него ничего прекрасного и могущественного. Не может значить «королева». Я никогда не стану его супругой. Отныне это слово лишь насмешка. Или, что хуже, никогда для него ничего не значило.
Когда я осознала, как сильно меня это задевает, в груди вспыхнула непрошеная мрачная боль.
За ней так же быстро разгорелся гнев.
– Знаешь что?
Он вздохнул.
– Что?
– Да пошел ты.
Понимала, заявлять такое – ребячество, но мне было все равно. Я встала на колени на неприлично огромной кровати…
Никтос и близко не был так расслаблен, как я считала. С поразительной быстротой он одной рукой обхватил сзади мою талию, а другой схватил за подбородок, запрокинув назад мою голову. Сердце сбилось с ритма, когда я ощутила сзади его пульсирующую твердость, а его дыхание окутало мое ухо. Сердце пропустило еще один удар, поскольку я знала, как легко ему было бы сорвать на мне гнев, и тем не менее я не чувствовала страха, а только тепло.
Его тело было теплым.
Я вытаращила глаза и расслабилась в его объятиях. Грудь, прижатая к моим плечам, твердый живот у моей спины и член – все было теплым.
– Хочешь знать, почему меня рассмешило твое предположение? – спросил Никтос прежде, чем я успела заговорить.
Рука переместилась с моей талии на живот, и я ощутила там его пальцы – теплые пальцы.
– Хочешь? – настойчиво повторил он, поскольку я молчала.
Он провел большим пальцем по моей нижней губе, а пальцы другой руки приблизились к моим широко раздвинутым ногам.