Тень луны
Шрифт:
Его сильные и нежные руки спустили с ее плеч платье, которое легло на землю волной желтого муслина. Потом пришел черед бесчисленных юбок. Джулианна отступила на шаг и предстала перед ним обнаженная.
Она не произнесла ни слова, он тоже молчал. Но она не отводила глаз от его сияющего взгляда, подстегивающего ее отвагу и его желание. Она следила за ним серьезными глазами, видела свое отражение в его глазах.
Он раздевался, и при этом они оба понимали, что никогда не видели друг друга при дневном свете. Она представляла себе его широкую грудь, ребра, живот, но не видела раньше
Они стали быстро двигаться, улыбаясь и радуясь, как дети. Но в страсти, которая сжигала их, не было ничего детского. Губы, руки, языки, сплетающиеся ноги... они целый час не отрывались друг от друга.
Они еще часто будут этим заниматься, но свежесть ощущений уже никогда не повторится.
Он быстро вошел в нее и понял, где таится успокоение, которого ему так не хватало последние недели. Здесь было его место, в ней и с ней, и он будет здесь так часто, как сумеет, и так долго, сколько позволят силы.
Момент полного удовлетворения, опустошающего наслаждения был оглашен ее вскриками и его глубоким вздохом облегчения.
— Я боялась, что ты больше не хочешь меня, во всяком случае так, — прошептала Джулианна, прерывая свои слова счастливым смехом, когда мир снова обрел четкие очертания.
— Ты сумасшедшая! — упрекнул он и поцеловал ее в щеку. — Как бы я мог?
Она прижала палец к его распухшим от поцелуев губам:
— Когда ты говорил моей бабушке о том, что женишься на мне, то упомянул только о долге.
Он рассмеялся:
— А ты предпочла бы, чтобы я сказал ей, что хочу ее внучку из-за вкуса ее губ и ощущения ее бедер, когда она их раздвигает?
— О!
— Только "О", Джилли? — Он неожиданно еще крепче обнял ее, словно боясь, что она может выскользнуть и убежать. — Я чуть не допустил, чтобы тебя убили! Я не должен был оставлять тебя, когда Уиил был поблизости. Сотни раз я упрекал себя за свою глупость...
Она прервала его слова крепким, долгим поцелуем.
— Не надо больше взаимных обвинений, — прошептала она, когда оборвала поцелуй. — Я люблю тебя. Ты любишь меня. Этого достаточно.
— Да, более чем достаточно, — ответил он и вновь поцеловал ее.
Они еще долго лежали на песке друг у друга в объятиях и шептались до самых сумерек. Они поверяли друг другу свои самые сокровенные тайны, которые никогда никому не рассказывали и, вероятно, никогда больше не будут рассказывать.
Потом их разговор принял более практичный оборот. Он рассказал, что ее дедушка предложил ему должность в правительственном учреждении, но он недавно получил в наследство маленькое поместье в Корнуэлле от умершего брата своей матери, и жизнь помещика больше привлекает его. Она ответила ему, что жизнь в деревне всегда привлекала ее больше, чем Лондон, и что она всегда была уверена, что у детей должна быть свобода расти беззаботными там, где измазанные в играх ручонки и личики не вызывают неодобрения.
В конце концов, когда солнце уже наполовину село в морскую пучину, он привлек ее к себе,
— Не заставляй меня больше ждать, Джилли. Скажи, что ты выходишь за меня замуж.
Она глянула на него, и в глазах ее была любовь, мужество и вера.
— Я выйду за тебя замуж, Джош Тревелин Адриан Лингейт и буду рожать тебе детей. Бог поможет нам, что бы люди ни говорили.
Он улыбнулся, и эта улыбка проникла глубоко в ее сердце.
— Они скажут, что сумасшедшая старая дева с вересковых пустошей вышла замуж за нищего садовника и наслаждается сельской жизнью!
Эпилог
Леди Реджина Кингсблад, маркиза Ильфракомбе, вскоре после полуночи вошла в розарий в шелковой накидке поверх бального платья. Несмотря на теплую летнюю ночь, она ощутила легкий холодок, закрывая за собой калитку. Лунный свет сквозь листья деревьев лежал серебряными монетами на дорожке. Поначалу она ничего не слышала, стоя в ожидании в тени, но вскоре различила первые ноты мелодии, которая всегда возникала в ее голове, если достаточно долго ждала.
В центре розария, где лунный свет беспрепятственно падал на землю, она увидела вальсирующую пару. Они кружились с легкостью биения сердец, их силуэты казались не более чем миражом, тенями от облаков, проносящихся над вересковыми пустошами.
Реджина не испытала ни удивления, ни страха, ни колебания при их появлении, ибо хорошо знала эти образы. Вот уже почти двести лет, со времени Реставрации, они обитали здесь, — дань памяти любовникам, которые пренебрегли религией и людской молвой.
Утонченная красота маленькой блондинки была ей так же знакома, как и крупные черты лица мужчины и его темные вьющиеся волосы. Дама в шелковом бледно-золотом платье с глубоким вырезом и широким кринолином, какие носили в старину. На нем — кожаный солдатский камзол семнадцатого века, штаны, высокие ботфорты и перчатки с широкими раструбами.
Музыка звучала все веселее, достигая своего апогея.
Маркиза осторожно приблизилась к ним, ожидая, когда они заметят ее присутствие. Они увидели ее одновременно и замерли.
Она улыбнулась:
— Добрый вечер, капитан. Добрый вечер, миледи.
Они ничего не ответили, но она и не ожидала ответа.
— Я пришла только для того, чтобы поблагодарить вас за эту ночь.
Она подняла свое лицо к окну на втором этаже, которое выходило в сад. Оттуда струился свет и лилась музыка.
— Я знаю, вы слышите все это — смех и радость. Джош и Джилли обвенчались сегодня. Я не знаю, каким образом, но чувствую, что вы приняли в них участие и помогли им соединиться. Спасибо вам за это. — Она улыбнулась. — И еще, капитан, я полагаю, что должна просить у вас прощения за мой последний визит. Я хотела пожелать вам счастья, ведь вы так долго заботились обо мне! Вы не должны более опасаться нас, смертных. Мы усвоили уроки, которые вы считали нужным преподать нам, и поняли, что сомнения — результат человеческой слабости. Только одерживая верх над ними, мы познаем подлинный дар любви. — Она добавила более спокойно: — Вы заслужили покой.