Тень мечей
Шрифт:
Самир, будучи капитаном «Нур аль-Бахра», что означало «Свет реки», сейчас жалел о том, что судно не является таковым в буквальном смысле слова. Его моряки, с факелами в руках стоявшие на палубе галеры длиной в сто тридцать локтей, которая была построена из лучшего ливанского кедра, как будто протягивали жертвы духам, населяющим море. Зная суеверность своей команды, Самир не сомневался, что многие из них, скорее всего, этим и занимаются. Что ж, он надеялся, что хотя бы их молитвы будут услышаны, поскольку мерцающего света факелов было недостаточно, чтобы осветить путь кораблю в клубящемся тумане.
Капитан подергал свои жидкие коричневые усики, как он обычно поступал в минуты смущения. Его мать, невысокая тучная женщина с характером скорпиона, всегда била его первым, что попадалось под руку, когда он потворствовал этой своей действующей на нервы привычке. Она наставляла его, что признак истинного мужчины — густая, пышная борода, а козлиная бородка Самира не отвечала ее требованиям. Как ему не хватало матери! Ее непредсказуемых смен настроения. По крайней мере, он знал, чего стоит, когда попадался ей на острый язычок. Но сейчас, находясь в открытом море и наблюдая, как корабль рассекает мрачную завесу тумана, он понятия не имел, что ждет его впереди.
Самир в тысячный раз пожалел, что согласился на это безрассудное предприятие. Он не был военным, и судно его не было оснащено для морского боя. Именно поэтому представители султана в Александрии откомандировали «Нур аль-Бахр» тайно переправить боеприпасы мимо небольшого анклава франков, оставшегося на северном побережье Палестины. Крестоносцы-мародеры расположились на окраине осажденной Акры — последней из крох, оставшихся от бывшего Иерусалимского королевства. Эти безумные фанатики готовы были умереть как один, но не сдать последний оплот христианства на Святой земле. Саладин за минувший год подчинил себе остальную часть побережья, но несколько сражений при Акре с отважными крестоносцами закончились ничем. Ходили слухи, что султан планирует полномасштабную наступательную операцию, чтобы стереть с лица земли эти вызывающие раздражение остатки предыдущей власти, но известие о новом крестовом походе заставило султана обратить свое внимание совсем в другую сторону. Пребывающие в Акре франки, получив временную передышку, обнаглели и за последние шесть недель напали на два корабля с припасами. Поэтому Саладин был вынужден придумать очередную хитрость, чтобы обеспечить бесперебойную поставку оружия между его армиями в Египте и Иерусалиме.
Самира не убедили елейные обещания наместника султана, что франки не обратят внимания на его судно из-за явных торговых меток и модели. Но ему предложили царское вознаграждение в золотых динарах, достаточное для того, чтобы расплатиться с долгами, которые он унаследовал от отца — веселого, беззаботного рубахи-парня, который, к сожалению, не умел вести дела. И еще останутся деньги, чтобы взять в жены Сану, его первую любовь. Поэтому он и согласился на этот безумный план.
Для маскировки судна треугольные латинские паруса, под которыми ходили исключительно мусульманские корабли, заменили на квадратные, используемые на византийских торговых кораблях, а на главной мачте подняли золотой с зеленым флаг Кипра. Моряки сняли свои тюрбаны и арабские шаровары и натянули широкие мешковатые штаны, какие обычно носят моряки с севера. Трюмы, раньше забитые разнообразной утварью, начиная от персидских ковров и заканчивая посудой из слоновой кости, привезенной из Абиссинии [56] , теперь были переполнены штурмовым оружием. Острые как бритва сабли, копья выше человеческого роста, пластинчатые доспехи, дубовые луки и колчаны, полные стрел с черным оперением, топоры, которые легко могут перерубить череп человека.
56
Эфиопия.
Султанский шпион, крошечный сириец с длинными закручивающимися усами, в шутку говорил: «Если франки все-таки решат напасть на судно, у нас на борту достаточно оружия, чтобы дать отпор». Самир юмора не оценил, но не решился перечить этому низкорослому человеку. Он был наслышан о государственных интригах, чтобы понять: этот, на первый взгляд, ничтожный человек на самом деле является хорошо обученным убийцей, шпионом, избранным за свою неброскую внешность на роль исполнителя самых важных поручений для султана. Самир знал, что Саладин известен милосердием и уважением к своим придворным, но он не решился проверить, насколько далеко распространяется эта философия среди тех, кто привык делать за султана грязную работу.
Первые две ночи ничего не происходило, на море был штиль, попутный ветер гнал их к берегам Палестины. На рассвете второго дня Самир проснулся от отчаянного звона колокола. Самир выбежал на палубу в одной ночной рубашке, сжимая в дрожащей руке небольшой меч. Его первый помощник, Халиль ибн Мусса, освобожденный раб из северо-восточной Африки, стоял у колокола и длинным пальцем указывал на горизонт. Навстречу им двигалось судно, на единственной мачте которого развевался алый флаг.
Это было патрульное судно франков, и на его борту находилось не больше двадцати вооруженных матросов, но Самир знал, что остальные где-то неподалеку. Франки научились у мусульман использовать голубей для передачи сообщений с корабля на берег, и угрозу нужно было нейтрализовать еще до того, как крестоносцы пошлют весточку в Акру.
Перед отъездом, прощаясь с любимой Саной, Самир предпринял нелепый трюк. Девушка изначально резко противилась его желанию участвовать в военной кампании, но когда стало ясно, что Самир уже принял решение, красавица с оливковой кожей заставила его пообещать, что он возьмет на борт загон со свиньями, чтобы выпустить их на палубу, если приблизится корабль франков. Самир ненавидел этих отвратительных животных, нечистых перед Аллахом, а его моряки ворчали, что присутствие свиней на борту — грех, лишающий их защиты ангелов. Но сейчас он понял, зачем это нужно было сделать: ни один мусульманский корабль не возьмет на борт такой мерзкий груз, и свиньи на борту — необходимое прикрытие, чтобы отвлечь внимание туповатых франков.
Самир дал знак широкоплечему Халилю, чтобы тот выпустил нечестивых боровов из загона. Грязные чудовищные создания с визгом побежали по главной палубе, и Самира чуть не вырвало, когда одна из свиней промчалась мимо него, опорожнившись прямо возле его ноги. Но, к счастью, план Саны сработал. Патрульная шхуна была всего в трехстах локтях от торгового судна, и Самир видел, как с верхушки единственной мачты их судно изучает часовой. У франков явно была подзорная труба, скорее всего трофей с одного из захваченных несколько недель назад кораблей Саладина. А потом часовой заметил на палубе свиней и подал сигнал стоящим внизу. Шхуна замедлила ход и сменила курс, убедившись, что галера — всего лишь торговое судно, направляющееся с севера в Византию. Испуганная команда Самира вздохнула с облегчением, когда патрульный корабль проплыл мимо, хотя потом все недовольно ворчали, потому что пришлось ловить сбежавших боровов, которые продолжали разрушать палубу.
На четвертую ночь, когда они медленно двигались на север, огибая опасные скалы, знаменующие границу Палестины и Ливана, температура резко упала и над морем быстро сгустился холодный непроницаемый туман. У Самира появилось ощущение, будто на судно спустились дождевые облака, а неуклонное снижение видимости заставило его отдать гребцам на нижней палубе приказ сушить весла. В эту на удивление безветренную ночь «Нур аль-Бахра» стала ползти, словно гусеница. На палубе моряки с факелами не могли развеять густую завесу, окутавшую их, но капитан надеялся, что узкие полоски света видны в тумане, — достаточно для того, чтобы предупредить любое встречное судно, оказавшееся в этой дьявольской мгле. Если столкновение произойдет далеко от берега, да еще при таких неблагоприятных условиях, то все закончится катастрофой.
К Самиру, стоявшему у бесполезного теперь штурвала, подошел первый помощник. Халилю было всего на пятнадцать лет больше, но выглядел он вдвое старше Самира. Из того немногого, что помощник рассказывал о своем прошлом, Самир знал, что ему пришлось несладко. Деревенского мальчишку из Йемена во время разбойничьего набега, в котором погибла большая часть его поселка, захватили в плен. Высокого и сильного для своего юного возраста Халиля продали в рабство одному торговцу, который постоянно плавал между северо-восточным побережьем Африки и Индией, перевозя приправы. На Самира, не ходившего дальше факторий восточного Средиземноморья, произвели огромное впечатление рассказы Халиля о его приключениях в Индии. В этих историях изобиловали тигры и слоны, а также многочисленные красавицы, с которыми, по словам Халиля, он по пути делил ложе.