Шрифт:
I
3 ноября
Рыжей больше нет. Еще вчера она оживленно рассказывала мне что-то по телефону, а я, морщась от напора льющихся на меня эмоций, пыталась сосредоточиться на деталях текста на экране компьютера. Ей не терпелось со мной встретиться, потому что «позарез» нужно было посоветоваться. А мне позарез нужно было закончить текст договора (надо мной дамокловым мечом висел очередной дедлайн), – и мы с рыжей договорились на пятницу. Сегодня четверг, рыжую убили вчера, и я уже никогда не узнаю, что она собиралась мне рассказать. История нашей недолгой дружбы прервана, и мне предстоит вернуться в неизбежное одиночество.
11 сентября
Я стою перед шкафом и уныло веду рукой по рукавам свитеров, пиджаков и блузок, внезапно осознав однообразие своего гардероба: все вещи серые, или синие, или черные, какого-то особенно невзрачного оттенка. Редкие проблески белого ничего не меняют, потому что из всей его богатой палитры я всегда выбираю самый тусклый, самый «не белый» вариант. Все, чтобы не выделяться, чтобы не быть случайно замеченной – ни в метро, ни на улице,
Поначалу-то мне казалось, что у меня неплохие шансы: я ведь очень светлая блондинка. Но очень быстро обнаружилось, что к светлым волосам должно прилагаться кое-что еще: выразительные, а не простоватые, как у меня, черты лица, длинные ноги, узкие бедра… Да и самих волос требуется больше. Мои же собирались в чахлую косицу, которую приходилось основательно потеребить перед выходом из дома, чтобы она казалась пышнее. Позже, в универе, я, конечно же, предпринимала попытки усовершенствовать свою внешность, следуя бесчисленным рецептам из глянцевых журналов и интернета. Отрезала волосы – и оказалось, что на тонких светлых волосах стрижка смотрится так же плохо, как и школьная косица. Честно приседала по утрам и бегала вечерами, но моя фигура не желала переформатироваться. Я покупала яркие вещи, которые мне не шли, и делала макияж, который превращал меня из невзрачной простушки в простушку, молящую о том, чтобы ее заметили. В конце концов я сдалась, устав вести заранее проигранную войну за внимание мужчин, и мой гардероб наполнился одеждой, серость которой компенсировалась (для моих сегодняшних целей) соответствием офисному дресскоду. Я ведь юрист, скучный специалист по корпоративному праву – как еще мне одеваться?
Не то чтобы у меня никогда не было отношений с мужчинами. Первое высшее я получила не где-нибудь, а в Бауманке – вузе, который славится двумя вещами: невыносимо сложной программой и радикальным демографическим перекосом. В нашей группе, кроме меня, училась лишь одна девушка, и, само собой, без мужского внимания мы не оставались. В своего парня я влюбилась отчаянно. Максим был высок, красив, атлетичен и выступал за университетскую команду по баскетболу. На первом курсе он, кажется, встречался с другой девушкой, не из Бауманки. Да что там «кажется»! Конечно же, встречался, просто мне негде было ее увидеть. Я даже не смотрела в его сторону: молодой человек был абсолютно не моей лиги, с тем же успехом можно было мечтать о голливудской звезде. Однако на втором курсе Макс неожиданно обратил внимание на меня. Сначала я не поверила своему счастью, но потом, разумеется, решила, что он смог увидеть во мне то, что скрыто за немодной внешностью – личность и интеллект. А может, наивно надеялась я, ему даже нравится мой тип внешности? Мало ли худых и длинноногих? Они все друг на друга похожи, а во мне есть что-то особенное. Четыре года учебы пролетели незаметно. Год за годом я добросовестно писала ему курсовые. Как же иначе: ведь он столько времени проводил на межвузовских соревнованиях, что ему было совершенно не до них, а мне так хотелось быть полезной своему парню. Наступил выпускной курс – месяц за месяцем я не высыпалась, блуждала по общаге с синими кругами под глазами и бессмысленным взглядом смотрела на окружающий мир. Ничего удивительного: мне нужно было написать сразу два диплома, себе и Максиму, попутно объясняя ему суть его работы, чтобы он мог нормально защититься. И он защитился блестяще… и тут же меня бросил. Уже на церемонии вручения дипломов с ним рядом оказалась девушка изумительной красоты, которая наверняка и раньше присутствовала в его жизни. Разумеется, Макс меня с ней не знакомил. Контраст между нами был разительным. За последний курс я пристрастилась к сигаретам, что не помешало мне набрать восемь килограммов, при том, что я и раньше не была очень стройной. Говорят, что курение способствует худобе, но на себе я этого не заметила. Хотя, возможно, без него я набрала бы шестнадцать, кто знает? И с этим ничего нельзя было поделать, ничего: сигареты проясняли мозг и помогали думать, а еда… Если бы я не ела все время, как мышь, то не сделала бы ни одного диплома, а мне нужно было написать два. Впрочем, даже в лучшей форме у меня не было шансов конкурировать с его девушкой, поэтому круги под глазами и увесистый зад не сыграли никакой роли.
Я была наивна до идиотизма, за что и поплатилась нервным стрессом и затяжным периодом то ли депрессии, то ли апатии. В течение года после расставания с Максом у меня выпала половина волос (они потом выросли снова, но в тот момент мне казалось, что голова навсегда останется лысой), я набрала еще семь килограммов и закрыла для себя тему отношений. Но нужно было жить, на что-то и чем-то, поэтому я нашла временную работу и отправилась получать второе высшее – юридическое. Как ни странно, затея оказалась удачной: со временем стало ясно, что занудные флегматики вроде меня очень неплохо справляются с многочисленными нюансами корпоративного права.
И вот, к тридцати двум годам, я живу в полном одиночестве в съемной однокомнатной квартире на Щелковской. Хотела бы завести собаку, но в чужом жилье это невозможно. Могла бы снимать квартиру получше, но откладываю деньги на покупку собственной, а потому экономлю практически на всем. У меня нет университетских друзей, нет никаких связей с прошлым: я почти перестала приезжать в родное Пущино, только на новогодние праздники, чтобы маме не было скучно. Все, что у меня осталось из прошлой жизни – это пристрастие к сигаретам и приступы компульсивного пищевого расстройства. Мое единственное хобби – если такое занятие можно назвать хобби – просмотр журналов и картинок в интернете, посвященных дизайну интерьеров. Я мечтаю о собственной квартире, о том времени, когда буду делать ремонт по своему вкусу, с упоением выбирая оттенки краски, фактуру паркета и плитку для кухни,
У меня нет связей с прошлым. Тем не менее, когда бывшая одноклассница Даша вдруг вспомнила о моем существовании, разыскала в фэйсбуке (где же еще?) и пригласила на пятнадцатилетие школьной параллели (у нас было два класса – физмат и гуманитарный), я согласилась, сама не зная почему. Мероприятие назначили в Москве, в одном из гламурных ресторанов на гламурных Патриарших прудах или, как по-свойски назвала их Даша – на Патриках. Это означало, что придут на нее лишь те из бывших одноклассников, кто может себе это позволить: те, которым удалось пробиться в Москве, кто сумел не постареть, не полысеть, не набрать лишних килограммов, кому есть чем похвастаться – красавицей женой, состоятельным мужем, карьерой, талантливыми детьми или усовершенствованной внешностью. А что могу предъявить я? Чем похвастаюсь? И все же я решила пойти, потому что мне вдруг стало интересно, кто из бывших одноклассников рискнет явиться и что предъявит в качестве доказательства не напрасно прожитых пятнадцати лет. И еще потому, что ни один из них не учился в Бауманке и не был свидетелем несчастной любви наивной дурочки. Преуспевшие или нет, они казались мне самой безопасной компанией. И еще потому, что я вдруг поняла: после долгих лет эмоционально отрешенного существования в режиме «работа-дом-работа» мне нужна эмоциональная встряска, стимул, пусть самый банальный, чтобы что-то изменить в жизни, хотя бы минимально. Потому что мне годами было скучно, и я внезапно это осознала.
Что можно изменить за месяц? Фундаментально – ничего, поэтому все усилия я направила на единственный доступный мне объект – собственный вес. И он поддался: после десяти лет пребывания в одном весе, значительно превышающем тот, который взыскательная современная мода считает хотя бы приемлемым, я быстро сбросила шесть килограммов. Это не было чудесным преображением, конечно, но для меня и такой результат был немыслим еще пару месяцев назад. Удивительно, как может мотивировать желание не ударить в грязь лицом перед бывшими одноклассниками, до которых годами не было никакого дела.
И вот я стою перед открытым шкафом, без энтузиазма разглядывая свою нескладную одежду, которая, к тому же, стала мне чуть-чуть великовата. Да ну к черту! Я выуживаю из ящика единственные джинсы, темно-синие, плотные, довольно свободные (джинсы мне не идут, и я их практически не ношу, но эти почему-то смотрятся довольно прилично) и винного цвета футболку, которая пытается обозначить едва наметившуюся талию. Эти вещи просто какое-то время лежали в шкафу, я уже и не помню, что подвигло меня их купить в те времена, когда я была богаче жиром на сброшенные шесть килограммов, но теперь, о чудо, мне нравится мое отражение в зеркале. Вот и замечательно: человек, одетый в джинсы и футболку, по крайней мере, не производит впечатление натужной конкуренции.
Я пришла в кинематографичный, подчеркнуто оживленный “Саксон энд Пэролс” одной из первых, как и положено персонажу, который привык, что его никто не будет с нетерпением ждать. Право на опоздание включено в пакет социальных преимуществ успешного человека и не имеет никакого отношения ко мне. За столиком уже сидела троица, специально приехавшая на встречу из Пущино, все вполне узнаваемые – Маринка, Темыч и Женич. Маринка вместо длинных волос носила теперь симпатичное каре, Темыч – Артем – пошел по моей траектории и увеличился в объеме, не критично, но заметно. А вот Женич… Женич, в которого я была тайно влюблена два последних школьных года, остался точно таким, каким я его помнила: взъерошенным и длинноногим до нескладности. Женька поднялся из-за стола, чтобы поприветствовать меня, и я с удивлением обнаружила, что он умудрился стать еще выше со времени окончания школы, хотя и тогда был самым высоким человеком в параллели. Какого он роста, интересно: около двух метров? Чтобы видеть его лицо, мне, с моими ста шестьюдесятью семью сантиметрами, пришлось запрокинуть голову. Женич с улыбкой смотрел на меня сквозь стекла довольно нелепых очков близорукими голубыми глазами. Удивительно, как ему удалось сохранить почти подростковую пухлость щек, не утратив жеребячьей стройности фигуры? Лицо не красивое, и даже миловидным его нельзя назвать уверенно, но открытое и располагающее с первого взгляда. В Женича в классе были влюблены три или четыре девочки, а он обожал Полину из параллельного класса, красивее которой, как мне казалось, и быть не могло. В школе я, слава богу, держала свои подростковые чувства при себе и могла сейчас без смущения беседовать с ним о том, о чем положено разговаривать давно не видевшим друг друга бывшим одноклассникам, не стесняясь лишних килограммов и других нелестных следов времени. Глядя на сегодняшнего Женича, я испытывала не отзвуки прежнего волнения, а прямо-таки братскую приязнь: какой легкой и безопасной была моя несостоявшаяся любовь, как жаль, что ее сил не хватило на то, чтобы удержать меня от намного более грозной страсти. Но влюбленность в Женича прошла довольно быстро – еще на первом курсе, до начала романа с Максимом. Ему не хватало яркой целеустремленности и жажды конкуренции, которые так популярны в юности. Женька хотел стать биологом и вернуться работать в Пущино, в отличие от многих, кто целился в Москву, Европу или Штаты. Я даже помню момент, когда впервые испытала разочарование от его скромных планов. На первом курсе у нас, бывших одноклассников, была привычка собираться на автовокзале и компанией ехать по субботам домой, а воскресными вечерами – обратно в Москву. Вместе было веселее, мы делились новостями и просто болтали ни о чем. Во время одной из таких поездок я спросила Женича, где он хочет работать после окончания своего биофака, и с удивлением узнала, что в Пущино. На мои попытки выяснить, почему его планы столь немасштабны, он ответил просто: «От добра добра не ищут». Меня, непопулярного, но амбициозного тинейджера, поразила эта скучная рациональность, и с тех пор Женькин светлый образ изрядно полинял в моих глазах.