Тень нестабильности
Шрифт:
И впрямь — чумной нарыв на теле города. Того и гляди, прорвется и выплеснется черным гноем на «здоровые» улицы…
Сельвин зябко передернул плечами, гоня прочь слишком явственно вставшую перед глазами картину.
«Зато имперцы не заходят сюда без веской причины. И слабонервные новобранцы еще на подходе отсеиваются», — с усмешкой подумал мужчина, подходя к нужному зданию.
Штабом городской ячейки сопротивления служил старинный трехэтажный дом, покосившийся и вросший в землю. Узкий, зато высоченный и оборудованный множеством пристроек, он угрюмо нависал над дорогой, почти соприкасаясь выступающей мансардой с крышей соседней халупы. Практически
Повстанец быстрым шагом преодолел остававшееся до порога расстояние и несколько раз ударил кулаком по грязной автоматической двери.
Конвульсивно дергаясь, та отъехала в сторону. В открывшемся проеме незамедлительно показался часовой — точнее, показался внушительных размеров дробовик, а его обладатель не иначе как пытался спрятаться за грозным оружием.
— Чего надо? — взвизгнул растрепанный мальчишка лет шестнадцати, вцепившись в дробовик дрожащими руками. Наверное, паренек пытался изобразить грозный рык героя дешевого голофильма (или кантинного вышибалы, на худой конец), но получилось что-то среднее между щенячьим тявканьем и предсмертным хрипом.
— Я к Гэрту, за брагой, — озвучивая условленный ответ, Сельвин чуть отклонил голову: вконец разволновавшийся часовой (если это чудо природы можно так назвать) едва не засветил ему оружием по челюсти.
«Как бы еще курок не спустил от избытка чувств. Вот же… молодое дарование!»
— Проходи, — парень посторонился, пропуская повстанца в дом. — Ты…
Едва разглядев лицо гостя, мальчишка поперхнулся и замолк, уставившись на него полным восхищения взглядом.
— Зд… здравствуйте, господин! Вы ведь… ну ничего себе!
Сельвин мягко улыбнулся и покровительственным жестом положил ладонь на плечо часового:
— Да-да, я ведь. Дверь закрой. И пушкой не маши, а то выстрелит еще!
— Ага! — парень счастливо улыбнулся и резво подскочил к контрольной панели, от переизбытка энтузиазма едва не впечатавшись лбом в стену. — Я могу вам чем-то помочь, господин Вельн?
«Ну, хотя бы говорить связно начал. Уже прогресс».
— Можешь. Скажи, твой командир здесь?
— Генерал Аларон? Да, он никуда не отлучался.
— Спасибо, боец. Свободен.
Благосклонно кивнув мгновенно зардевшемуся мальчишке, Сельвин прошел дальше по коридору. Из общей столовой доносился гул голосов, смех и ругань, но туда повстанец идти не собирался — по крайней мере, не сейчас. Вместо этого он направился сразу на третий этаж, в кабинет Бернарда Аларона — человека, которого можно было назвать главой повстанческой разведки и, по совместительству, службы безопасности.
— Какие люди! — завидев на пороге старого друга, Аларон оторвался от своего инфопланшета и расплылся в улыбке. — Стучаться не учили, а, ваше высочество?
Густой бас этого мужчины как нельзя лучше подходил к его широкому, мясистому лицу и могучему телосложению. На фоне хозяина гость, которого только слепой мог бы назвать хилым, выглядел тощим и высушенным, словно муун.
— И тебе здравствуй. Бернард, что это за чудо на входе? — проигнорировав вопрос, Сельвин без приглашения опустился в потрепанное кресло у окна. — Ему же оружие в руки давать нельзя: и своих, и чужих перестреляет!
— А, ты про этого… Дэйла, кажется? Толковый, кстати, парнишка, зря ты так о нем. Зеленый просто совсем, вот и дергается от каждого шороха. Небось, чуть в обморок не грохнулся, как тебя увидел?
Повстанец только мрачно кивнул в ответ.
— Ну а чего ты хотел? Ты — настоящая икона, друг мой. Живая легенда. Было бы странно, отреагируй мальчишка по-другому. Виски будешь, кстати? — Бернард уже сжимал в одной руке выхваченную из шкафа бутыль, а во второй — два хрустальных бокала.
— Наливай. Знаешь, если мой «святой образ» появится у имперцев в базе данных, я очень быстро переквалифицируюсь из живой легенды в мученика. Я полагаю, тот перебежчик до штаба ИСБ не дошел?
— Сразу о делах, да? Не волнуйся, до ближайшей канавы он дошел. Донесли, точнее, — хохотнул Аларон. Вручив один из наполненных бокалов собеседнику, он грузно опустился в соседнее кресло. — Ну, а если не считать той крысы, у нас все ровно. Готовимся потихоньку, собираем информацию… ждем сигнала. Ты ведь об этом хотел спросить?
— Угадал.
— А у тебя какие новости, раз уж мы все равно о делах заговорили? Ты вроде как по партизанским отрядам с инспекцией мотался?
Прежде чем ответить, Сельвин поднес к губам свой бокал и сделал большой глоток, что его товарищ незамедлительно истолковал по-своему:
— Что, все так плохо?
— Лучше, чем могло бы быть.
— Но гораздо хуже, чем хотелось бы, да? Или что-то еще случилось, а я об этом не знаю? Уж больно лицо у тебя недовольное…
«С чего бы начать? Дефицит провизии и медикаментов просто катастрофический. Оружие и боеприпасы теперь приходится закупать по завышенной втрое цене. Террин Лаар продолжает урезать финансирование и в любой момент может сделать ноги — вместе с деньгами, наемниками и флотом. А отец понятия не имеет, как со всем этим счастьем разбираться… и правда, чем это я недоволен?»
Повстанец поймал себя на том, что сжал ладонь в кулак — да так плотно, что побелели костяшки пальцев. Сделав глубокий вдох, он ответил с нарочитым равнодушием:
— Бернард, ты уже знаешь все, что тебе нужно знать. И даже чуть больше, если уж на то пошло. Но некоторые вещи — не твоего ума дело. Без обид.
— Без обид, — заметив нехороший блеск в глазах товарища, Аларон счел за лучшее согласиться и перевести разговор на другую тему — благо, тоже животрепещущую. — Слушай, ваше высочество… это что же получается: сейчас последнее затишье перед бурей? Все эти приготовления, разведывательные операции… мы переходим к полномасштабной войне, так?
Голос Бернарда звучал хрипло и непривычно тихо. Повстанец будто не до конца верил в свои слова… или боялся поверить.
Сельвин прекрасно понимал его: сколько было разговоров о том, что еще чуть-чуть, и восстание развернется во всю свою мощь, перед которой дрогнет непоколебимая власть Империи… но шло время, а повстанцы продолжали совершать периодические теракты да налеты на гарнизоны — дерзкие, нередко успешные, но доставляющие имперцам… головную боль, только и всего.
И вот теперь — война. А вместе с ней и возросшие в стократ риски, и не поддающиеся исчислению жертвы… для рутанского принца переход к боевым действиям был долгожданным избавлением от мучительного, удушающего ожидания. «Либо мы, либо нас» — такая постановка вопроса нравилась Сельвину куда больше, чем тянувшаяся столь долго неопределенность. Но отнюдь не все члены сопротивления разделяли эту точку зрения. Никто бы не признал этого вслух, но многие… привыкли к устоявшемуся статус-кво. Жизнь, которую вели повстанцы сейчас, была отнюдь не безопасной, но в какой-то мере предсказуемой. Война же обещала положить этой предсказуемости конец — вполне возможно, трагический.