Тень прошлого
Шрифт:
Люди – здесь были одни мужчины, очень разные, но чем-то неуловимо похожие друг на друга, – словно по команде повернулись и стали уходить с кладбища, держась тесной немногочисленной кучкой. К Иллариону подошел пожилой мужчина, поправлявший ленту на венке.
– Пойдем, Илларион, – сказал он. – Что ж теперь…
– Пойдемте, товарищ генерал, – сказал Забродов. – В самом деле – что ж теперь?..
– Мне
– Какое небо голубое, – сказал Илларион.
– Трепач, – сказал генерал. – Но в данном случае ты прав. Мещерякову я ничего не сказал.., и не скажу.
– Товарищ генерал, – спросил Илларион, – у вас бывает так: хочешь напиться, а не можешь?
– Честно? – уточнил генерал.
– Если можно, – ответил Забродов.
– Каждый божий день. И потом, здоровье не позволяет, годы уже не те…
– Какие ваши годы! – возразил Илларион.
Он догнал Мещерякова уже у самого выхода с кладбища. Полковник шел опустив голову и курил сигарету глубокими затяжками: так обычно курят отечественный «Беломор», а не утонченный «Кент». Сигарета выглядела именно так, как обычно выглядят импортные сигареты, которые курят по-русски: уголек на ее конце был похож на боеголовку ракеты «земля – воздух».
– Андрей, – окликнул его Забродов. – Эй, Андрюха!
Мещеряков вздрогнул и оглянулся.
– Мало нас осталось, – сказал он.
– Нас мало, – в шутовской манере процитировал Илларион, – и нас все меньше, а самое главное, что мы врозь…
– Вот именно, – не принимая шутливый тон, сказал Мещеряков. – Меньше с каждым днем.
– Кто знает, – пожал плечами Илларион, – может быть, это к лучшему?
– Пацифист, – с отвращением сказал Мещеряков.
– Черный полковник, – парировал Забродов.
– Тьфу! – не нашелся с ответом Мещеряков.
– Ладно, – сказал Илларион, – замнем для ясности… Я что хотел, собственно… – Весь изогнувшись, он залез в нагрудный карман пиджака и вынул из него что-то маленькое, завернутое в клочок бумаги. – Вот, – сказал он, отдавая эту вещь Мещерякову, – передай жене.
– Что это? – спросил Мещеряков.
– Подарок, – пожав плечами, ответил Илларион.
Он повернулся и неторопливо зашагал туда, где стоял его уродливый старый «Лендровер».
– Погоди, –
Забродов обернулся, и Мещеряков поежился: лицо Иллариона показалось ему совсем старым и очень усталым.
– А что – поминки? – сказал Илларион. – Что – ребята?
– Не понял, – сказал Мещеряков.
– Если ты участвуешь в их делах, они твои братья, – еще более непонятно сказал Забродов, повернулся и пошел к машине.
– Не понял, – повторил Мещеряков, провожая взглядом удаляющийся «Лендровер».
Он развернул зажатый в кулаке клочок бумаги.
На ладони у него лежало массивное старинное кольцо из черненого серебра, – не кольцо даже, а скорее небольшой, очень изящный перстень с маленьким рубином.
– Чумовой, – сказал Мещеряков, положил кольцо в карман и пошел к своей машине.
В среду произошло много событий.
Во-первых, мадам Лопатину выпустили из следственного изолятора. Во-вторых, Константин Андреевич Лопатин подал заявление с просьбой уволить его из прокуратуры по собственному желанию и в тот же день, вернувшись с работы, имел долгий разговор с супругой, весьма ее удививший, в результате которого в семье Лопатиных установился хрупкий и ненадежный, но все-таки мир; в третьих, в аэропорту Шереметьево-2 приземлился самолет, на борту которого находился вернувшийся из Цюриха Григорий Егорович Агапов. Григорий Егорович пребывал в самом благодушном настроении и был полон грандиозных планов, так что сильно удивился, когда у самого трапа его вежливо взял под локоть средних лет плечистый мужчина и почти силой усадил в поджидавшую их черную «Волгу».
Человек, послуживший катализатором этих событий, ничего о них не знал. Насвистывая незамысловатый мотивчик, он вел свой потрепанный «Лендровер» по заросшей лесной дороге, что уходила в недра Завидовского заповедника, где среди черных вековых елей скрывалось небольшое, почти идеально круглое и очень глубокое озерцо, в котором в любое время года удивительно хорошо клевала плотва.