Тень сумеречных крыльев
Шрифт:
Звяканье раздалось снова, но на этот раз не из динамиков. Магическая сигнализация предупредила: «Пришел чужой». Посмотрев в Сумрак, Ольгерд увидел, что на входе в отделение стояла Женя. Пришла утешать и отвлекать Крапивину. Добровольно заниматься тем, что по долгу службы обязан был сделать он сам.
Он отмахнулся от предупреждения и впустил дозорную.
Систему безопасности следовало перенастроить чуть более чем целиком. Правда, как это организовать, формально не нарушая строгих
Можно. Было.
Оборотень ушел в себя. Казалось, он устроил итальянскую забастовку: появлялся на службе секунда в секунду согласно графику, уходил ровно через пять минут после конца смены, безукоризненно исполнял все обязанности и даже поддерживал беседу на любую заданную тему. Но какая-та искра в нем, внутреннее тепло, ощущение стайного духа пропали. Что делать еще и с этим – у Ольгерда не было никаких идей.
Фазиль настоятельно рекомендовал психотерапию. У него оказался знакомый, слабый Светлый седьмого уровня, практикующий по профилю. Как подойти к Василию с подобным предложением – дозорный не знал. В голове все чаще рефреном звучало: «Ох, Форкалор, зачем?..»
Рассердившись на самого себя, на депрессию одного подчиненного, на несчастную любовь другой, на Олега с Эльзой, на Птицу и на Сумрак, Ольгерд хлопнул крышкой ноутбука, встал – и вышел в окно. Не за суицидом, конечно: эта сторона башни смотрела на северо-восток, на крышу ЮВЖД. Мягко приземлившись на металлическую кровлю, маг сел, хлопнул себя по карману, по второму, вспомнил, что не курит, и вздохнул.
Где-то внизу шумел перекресток Революции и Феоктистова. Из Петровского сквера доносились звуки драки: воробьи делили черствую горбушку. Знакомой птицы не наблюдалось, и Темный мысленно пожелал ей много хорошего, доброго, светлого. Может, даже и Светлого.
«А говорили, вступай в Дозор, – бурчал голос на задворках сознания, настораживая близостью к пограничному расстройству. – Там весело, мир посмотришь, себя покажешь. Власть, Сила, бонусы, карьерный рост. Да кому они такие нужны, когда хорошему человеку плохо?»
Откуда-то потянуло кофе. Ольгерд повел носом и убедился, что запах течет из его окна. Неужели Крапивина вытерла слезы и решила приободрить шефа? Если так – то она крепче, чем кажется. Крепче него самого.
До подоконника пришлось прыгать. Укрытый «сферой невнимания», чтобы не создавать нездоровых сенсаций, маг взлетел в проем, увернулся от рамы…
И остолбенел.
В своем любимом кресле, приятно улыбаясь, развешивая обширные уши и лелея в пухлых ладонях чашечку ароматного напитка, сидел некто Цадик Фишман. Он же Кадиш Галеви. Он же Цатогуа. Глаза у него были бесстыжие и одновременно виноватые – как умел изобразить только сам бескуд. Сомнения, пуганой вороньей стаей пронесясь в голове главы Дневного Дозора, с шелестом осыпались о стену узнавания. Ольгерд деревянной походкой добрался до стола и сел.
– Ой, шеф, вот только не надо сцен. – Отставив мизинец, внезапный гость отхлебнул из посуды – Я вас таки да умоляю: мы потеряем время, а его у меня много, но жадно. Приходится, в конце концов, поддерживать национальное реноме.
– Я-то ладно, – разлепил губы маг. – А если Крапивину позову?
– Вот сейчас вздрогнул, – изрек Цадик. Или тень Цадика? Призрак? Сумеречная сущность? Этот вопрос можно было разрешить потом. – А если серьезно, я безумно рад вас видеть. Но и вправду – ненадолго.
– Смотри, без зарплаты оставлю, – нашел в себе силы пошутить Ольгерд. Он немножко расслабился, облокотился на столешницу и спросил: – Есть какие-то причины?
– Если вы за «ненадолго», то увы. А если за «почему ты вообще вернулся, негодяй Фишман» – то тут можно подробнее, – принялся излагать негодяй Фишман. – Шеф, я… как бы это…
– Ты стал Птицей, – помог шеф. Плечи бескуда поднялись и опустились.
– Ну, не совсем. Частью Птицы. И не ее самой, а чего-то, что еще только станет ею. – Он помолчал и добавил многозначительно: – И к тому же – не целиком.
– Та-ак. – Кусочки картины медленно укладывались на полотно. Следовало проявить терпение. – Слушаю тебя очень внимательно.
– А здесь пока все. – Цадик развел руками. – Я не знаю, чего хочет Птица. Это же аспект Сумрака, тут даже Эльзу спрашивать бесполезно. Не девочка, а ходячая шарада, ой-вэй.
– Эльза тоже… жива? – запутался в определениях маг. Снисходительно и понимающе посмотрев на него поверх чашечки, собеседник энергично допил – и встал.
– Все живы. И в то же время – нет. Я пока сам не понимаю, а говорить загадками не хочу. – Он хмыкнул вполне по-цадиковски. – Ну а чтобы я на них таки не перешел, с вами хотел поговорить еще один человек.
И исчез. Мгновенно. Неуловимо.
Вместо него перед столом стоял крепкий, среднего роста парень. Весь в черном, с аккуратным хвостом длинных черных волос, с черными бездонными глазами. С печальной улыбкой на бледном, бескровном лице.
Он разжал кулаки и сказал:
– Здравствуй, дед.
Санкт-Петербург
2017–2018