Тень в воде
Шрифт:
— Видишь костюм?
Она потрогала ухо, крови не было. Он ударил голой рукой.
— Микке, прошу!
— Видишь костюм?
— Да.
— Это костюм для дзюдо, он принадлежал Натану.
— Ясно.
— Надевай!
— Что?
— Делай, что я говорю.
— Надеть костюм для дзюдо?
— Да!
Одежда была жесткой и холодной. Опираясь на стол, она надела штаны, затянула их на талии. Затем куртку, которая оказалась впору. Они с Натаном были одного роста. Пуговиц на куртке не было. Запахнув полы,
Микке сжимал ружье.
— Это твой дом? — спросила она.
— Да.
— Он здесь бывал?
— Кто?
— Натан.
— Нет, конечно. — Микке засмеялся. — И не придет сюда никогда.
Жюстина молчала.
— Ты бросила его! — взорвался он.
— Что ты говоришь?..
— Ты слышишь, что я говорю.
— Я его не бросала.
— Не ври!
— Но бо… больше ничего не оставалось.
Он поднял ружье и снова прицелился. В ее правую руку, которая судорожно придерживала край куртки. Прямо под ней билось сердце. Ахнув, она опустила руку. Куртка распахнулась. Он уткнул ствол в бюстгальтер. Она стояла босиком на холодном полу.
— Ты предала его, признайся! Ты предала его! — крикнул он, сорвавшись на фальцет.
— Нет, мы искали! — закричала она в ответ. — Мы искали несколько дней, но он исчез!
— Заткнись!
— Это правда!
— Ложись на стол.
— Микке…
— Ложись, пока я не вышел из себя. Ложись на стол, на спину.
— Ты с ума сошел, что ты делаешь?
Жюстина вдруг увидела, что он держит в руке несколько ремней. К горлу подкатила рвота. Теплая жижа поднялась по пищеводу, изверглась на ноги. Комната завращалась перед глазами, Микке казался тенью с торчащим вперед ружьем. Он убьет ее, он болен. Жюстина утерла рот рукавом. Ткань намокла от рвоты и слюны. Только бы он не заметил и не взбесился.
Она сделала, как он велел: забралась на стол, легла на спину. Он закинул ее руки за голову, пристегнул их ремнями к ножкам стола. Вырваться, броситься на него! — промелькнуло в голове. Он отложил ружье в сторону — может, ей удастся его одолеть. Нет. Она не посмела. Слишком рискованно.
Он молод и мускулист. Лучше попробовать уговорить.
Присев на корточки, он пристегнул и ноги, свесившиеся со стола. Она не могла пошевелиться, только мотала головой и тряслась всем телом. Куртка дзюдоиста совсем распахнулась.
Внезапно что-то стукнуло снаружи. Оба замерли, вслушиваясь. Жюстина видела узкие, превратившиеся в щелочки глаза Микке. Она открыла рот, чтобы закричать, но он зажал ей рот рукой. Вкус соли и крови на языке. Так он стоял несколько секунд. Она слушала.
Нет, никого, просто ветер.
Он склонился над ней. Жюстина видела его по-детски мягкий подбородок. Сын Натана.
— Ты предала его, — повторил он.
Жюстина помотала головой, слыша, как трутся волосы о столешницу. Губы словно онемели.
— Неправда, — еле ворочая языком, ответила она. — Я не могла этого сделать.
— Не ври.
— Я не вру.
— Ты бросила его в джунглях. То есть предала.
— Но мы искали, Микке, мы искали, говорю тебе. Несколько дней.
— Этого мало.
— Мы не могли оставаться дольше, потому что… заканчивались запасы еды. Было жарко. И москиты.
— Значит, вас кусали москиты.
— Да.
— Как мне вас жаль.
— Было так душно, жарко… почти до галлюцинаций.
— А у него? У него не было галлюцинаций? У него, конечно, была и еда, и вода, и средство от москитов! Ему там было прекрасно!
— Мы искали, клянусь. Нас была целая группа. Бен был за главного. Он и сказал, что надо прекратить поиски.
— Не сваливай вину на другого.
— Я не сваливаю.
— Ты говоришь, что виноват Бен.
— Никто не был виноват! Здесь нет ничьей вины!
— Ты все сваливаешь на Бена.
— Меня никто не слушал. Я больше всех хотела остаться. Я с ума сходила от тревоги и отчаяния.
Он ударил кулаком по столу, у самого ее уха, она закричала.
— Не делай так, мне страшно!
— С ума сходила от тревоги… — передразнил он. — И все равно сбежала!
— Я не могла остаться совсем одна, ты же понимаешь. Я не привыкла жить в джунглях, я бы пропала там.
— Ты бы не осталась одна.
— Осталась бы.
— Он был там. Лежал где-то, раненый.
— Да. И мы об этом думали. Ты не понимаешь, мы искали!
— Заткнись! — приказал он. — Заткнись.
Она уставилась в потолок. Темнело. С каждым днем сумерки сгущались все раньше. Приближалась зима.
— Микке, — прошептала она. — Прошу, Микке, пожалуйста, как бы ты поступил? Если бы ты поехал с ним в джунгли, а он пропал?
— Я бы искал.
— Но мы искали!
— Я бы оставался там, пока не нашел его.
— А если бы не нашел?
— Тогда бы я остался в той стране и скорбел по нему до конца жизни.
У нее пересохло во рту, хотелось пить. Она попросила воды, но Микке ответил, что воды нет.
— На зиму воду отключают.
— Не может быть.
— Никого здесь нет, только мы. Все дома вокруг заколочены. Никого не будет до весны. У нас есть время поговорить не спеша, никто не помешает.
— Но мы поговорили.
— Не до конца.
— О чем мы будем говорить?
Он зажег свечи, сел в продавленное кресло. Тени дрожали, тянулись до самого потолка.
— Например, о фотографиях, которые у него были.
— Каких фотографиях?
— Из его детства.
— Я таких не видела.
Он подскочил к ней, угрожающе навис, занес руку для удара.
— Не ври, они у тебя!
Она отвернулась. Слезы стекали в волосы.
— У меня была всего одна фотография. Он на мотоцикле. Клянусь, больше не было.