Тень ведьмы
Шрифт:
— Иди ты! — Иоанн улыбнулся.
— Ты бы поменьше горячился, — посоветовал Петр. — Оно и мирянину не подобает, а священнослужителю тем более.
— Да какой из меня священнослужитель? Я обычный убийца. И ты, между прочим, тоже.
— Я с этим не согласен… — возразил Петр.
— Ой, да брось ты! — Иоанн в сердцах отбросил деревянный меч. Единственная разница между нами, палачами, и разбойниками с большой дороги заключается в том, что мы убиваем во имя бога, палачи — во имя правосудия, а разбойники убивают с целью ограбить. Да, цели у нас разные.
— Что ты хочешь мне доказать? — холодно спросил Петр.
— Ничего я не хочу доказать. Я лишь констатирую факт. По-моему, глупо и подло прикидываться святошами, если руки запачканы кровью. Да-да, кровью, и не имеет значения, чья это кровь — ведьмы, или же примерного прихожанина.
— В таком случае зачем же ты выбрал такую службу? Шел бы себе в проповедники.
Иоанн с досадой поморщился.
— Ты, я вижу, все никак не поймешь… Я никого не сужу, никого не порицаю. Пусть Господь решает, кто грешник, а кто праведник. Я же только говорю правду. Правду, понимаешь?
— Я-то понимаю. Но это твоя правда. Меня такая правда не устраивает. Я считаю, что следует четко проводить различие между людьми и демонами. Между ошибкой и преступлением. Между глупостью и злобой.
— Даже если результаты ошибки и преступления одинаковы?
— Да. Умышленный грех и грех случайный — две большие разницы. Умышленный грех — грех вдвойне.
— Не все ли равно дереву, кто его повалит — удар молнии, или топор дровосека?
Петр хмыкнул.
— Так недолго договориться и до того, что нет разницы между делающими благо. Пастух, мол, спасает овец от волков, выходит, он хороший. А мотивы, значит, им руководящие, не имеют значения!
— Почему бы и нет? Только Бог может бескорыстно желать людям добра и творить его. Человек же по природе своей грешен, и все его благие поступки вытекают из корысти и выгоды. Для выживания добро не менее нужно людям, чем зло.
— Так, по-твоему, и зло необходимо?
Петр хмуро посмотрел на Иоанна.
— Подумай сам, — рассудительно сказал Иоанн, — стал бы Господь позволять дьяволу творить зло, если бы в этом не было необходимости? Нет сомнений, что Бог несравненно могущественнее сатаны и при желании мог бы вообще запретить ему вмешиваться в людские дела. Но ведь этого не происходит. Значит, зло необходимо. Хотя бы для того, чтобы отличать его от добра. Кроме того, нередко бывает, что зло оборачивается добром.
Петр с сомнением покачал головой, но ничего не сказал.
— Да вот взять хотя бы нас… — продолжал Иоанн. — Мы с тобой творим зло. Не надо, не кивай, — убийство всегда зло. Это смертный грех. Но наше зло оборачивается добром для тех людей, которых мы таким образом защищаем.
— Я не считаю, что мы совершаем смертный грех, убивая ведьм, — отрезал Петр. — Наоборот, этим мы очищаем свою душу от зла.
— Ну что ж, я буду только рад, если так оно и есть… — усмехнулся Иоанн.
— Брат Петр! Брат Петр!
К Петру подбежал монах.
— Вас срочно зовет отец Люцер!
— Только меня?
— Нет, — монах перевел дыхание. — Еще было велено позвать вас, брат Иоанн, и брата Луку.
Иоанн и Петр переглянулись.
— Ну ладно, пошли, — сказал Петр.
Они быстро пересекли парк. Когда они вошли в келью отца Люцера, то увидели, что Лука уже ждет их там.
Отец Люцер выглядел обеспокоенным.
— Явились? — сказал он, оглядывая клериков. — У меня для вас плохие новости. Только что прибыл гонец с сообщением.
Отец Люцер сделал паузу.
— В Междулесье начали пропадать люди.
Охотник отдыхал. Он лежал, растянувшись, на сене и покусывал травинку. За перегородкой топталась лошадь, где-то рядом шуршали куры. На дворе был знойный полдень.
Охотник протянул руку, взял кружку с квасом. Холодная, только что из погреба. Он с наслаждением отпил, не выпуская травинки изо рта. Откинулся на сено, зажмурил глаза. Пахло лугом. Дверь сарая скрипнула.
— Отдыхаешь? — Севастьян принялся шурша сеном рыться в углу сарая.
Охотник открыл глаза.
— А ты что ищешь-то?
— Да гнезда куриные. Устроили где-то тут склад, никак найти не могу…
Севастьян некоторое время копошился, затем что-то удовлетворенно промычал и вернулся, неся шапку, доверху наполненную куриными яйцами.
— Вот они, родимые. Видал? — показал Охотнику.
Охотник равнодушно кивнул.
Севастьян не уходил. Видно, ему хотелось поговорить. Он немного потоптался на месте, а потом не выдержал.
— Сегодня разговаривал с соседом, — сообщил он. — Приехал он вчера из Каменки — за глиной ездил. Так слышь, говорит, пропадать там девки начали, прям как в том году у нас…
Охотник так и подскочил на сене. Выплюнув травинку и забыв про кружку с квасом, он спрыгнул на землю и подошел к Севастьяну.
— Да ну? — произнес он, стараясь не выдать волнения. — Верно говорит?
— Вестимо! Уж он-то врать не станет, — охотно сказал Севастьян, обрадованный интересом Охотника к разговору. — Не иначе опять упыри бесчинствовать начали.
— Почему вдруг упыри?
— А кому ж еще-то? — удивился Севастьян. — Ни с того, ни с сего пропали люди и следов никаких нет. Куда бы им деться? Упырей работа, не иначе!
— Слушай, Севастьян, а далеко ль отсюда до этой самой Каменки?
— Да не так чтобы очень… На телеге за день добраться вполне можно. Это ежели не спеша. Ну а верхом, так раза в три-четыре быстрее.
— Скажи-ка, а ты не знаешь ли случаем, есть в Каменке церковь?
— Церковь-то? Конечно, есть. Как же ей не быть? Село большое, богатое. Есть церковь.
Севастьян хитро посмотрел на Охотника.
— Ты, небось, думаешь, что ежели церковь есть, то будет кому и упырей извести? Так я тебе скажу: ерунда все это. Вон, в прошлом году приезжали к нам монахи аж из Столицы, а что толку? Поездили по округе, порасспрашивали, на том и закончилось. Да оно и понятно: что ж попы супротив такой нечисти сделают? Тут бойкие вояки нужны. Али хотя бы охотники.