Тень Земли
Шрифт:
Старый Хайме приподнялся, будто желая заглянуть в бумаги и полюбопытствовать насчет упомянутой странности, но тут скрипнула дверь, свежий ветер пошевелил листы, и в комнате появилась девушка. Она проскользнула с галереи; чудилось, что кожа ее еще источает солнечный жар, а пряди светлых волос подобны золотым протуберанцам. Она была очень красива – стройная, длинноногая, с высокой грудью и правильными точеными чертами.
При виде ее Алекс по прозвищу Анаконда жадно сглотнул и улыбнулся, а надменное лицо дона Грегорио смягчилось.
– Что, Пакита? – произнес он, оторвавшись от своих бумаг.
– Приказать, чтоб подали вина,
– Пусть принесут белого из Херсус-дель-Плата, – распорядился дон смоленских и после паузы прибавил: – Мы скоро закончим, Пакита, и ты сможешь поболтать с Алексом. Поболтать! – Изобразив усмешку, он покачал длинным костистым пальцем. – Эти «штыки» бывают так нетерпеливы… Не позволяй ему раньше времени лезть под юбку, девочка.
– А если выше? – пробормотал Алекс, посматривая на полные груди девушки. Когда Пакита, передернув плечами, направилась к двери, он облизнул губы, а старый Хайме язвительно скривился. Что до дона Грегорио, то тот промолчал и не произнес ни слова, пока служитель в синем расставлял бокалы и наливал вино.
– Так вот, о странностях… – Дон смоленских потянулся к шкатулке с сигарами, потом, будто раздумав, отдернул руку. – В Харбохе погибли бойцы и «шестерки» Трясунчика, общим числом под сотню; еще – немерено портовой швали и двадцать шесть крокодильеров. Кто угодил к «торпедам» под нож, кто утонул или сгорел на угольных складах. Но девятнадцать были убиты в борделе – есть там такой, у гавани, собственность Монтальвана. При нем – мытарь… Так, мелкота, он же – вышибала: следит, чтобы клиенты не надували потаскух. Его допросили. Мои люди. Допросили с пристрастием! – Дон Грегорио стиснул пальцы в кулак, словно душил кого-то невидимого, жалкого. – Упрямый, подонок. Однако сознался, что крокодильеров прибил какой-то тип, заночевавший в борделе. Чуть ли не в одиночку! С ним, правда, были еще трое, а может, четверо. Все – с Пустоши. И среди них, – дон Грегорио зашелестел бумагами, – некий Кобелино, знакомец мытаря, из бывших монтальвановских «шестерок». Этот шепнул приятелю, что обзавелся новым хозяином, и что хозяин его, брат Рикардо, – великий боец: пришиб в Пустоши всех огибаловских отморозков. Это вам ничего не напоминает?
Вопрос был обращен к обоим собеседникам, но тяжелый взгляд дона, Грегорио уперся в Алекса. Тот заерзал в кресле и кивнул.
– Брат Рикардо? Может, священник? Сумасшедший поп, прикончивший в Дурасе троицу диких? Судя по описанию, белый, ни капли негритянской крови, хотя кто его знает… Высок, светловолос, глаза – синие, морда – как на картинке. Бабы таких любят.
– Похож, очень похож, – сообщил дон Грегорио, заглядывая в свои бумаги. – Вот справка из канцелярии Синода. Сообщают, что в Пустошь недавно были направлены священники Домингес и Горшков. Рикардо-Поликарп Горшков… Тоже похож, но не такой красавчик, как описывает Алекс. И что бы все это значило?
– Подмена? – произнес Хайме с вопросительной интонацией.
– Возможно. Теперь прикинем: события в Пустоши – это сентябрь; в начале октября кто-то разделался с бойцами «черных
– Думаешь, все тот же поддельный поп сработал? – Дон Хайме поскреб в голове негнущимися пальцами протеза. – Если так, за этим братцем Рикардо без малого две сотни трупов, судари мои. Значит, человек он обученный, опытный, и к тому же желает непременно в Рио добраться. Пустошь, потом Негритянская река, Харбоха, Сгиб. Дорожка известная, в обход Разлома… – Старик покосился на дона Грегорио и повторил: – Опытный человек, Сильвер! Не срушники ли заслали? Чтоб с Трясунчиком разобрался?
Предводитель смоленских поджал губы.
– Сомневаюсь, Хайме. Срушников перебрасывают в Канаду, а потом везут на кораблях. К тому же откуда возьмутся у ерушников опытные да обученные? Не прежнее время. Таких ни у Сапгия нет, ни у меня. – Он смолк, раскуривая сигару, потом заметил: – Этот, я думаю, из наших, из бразильян. Может, с западных гор, из Чилийского протектората, может – беглый с рудников, может, просто сосланный в Пустошь… Вырядился попом, а сам – отморозок из тех же крокодильеров.
– Скорее из гаучо, из тех, что от Федьки отложились, – подал голос Анаконда. – У Хорхе Смотрителя живых отморозков не водится. Он их зверюшкам скармливает.
Тощий Хайме вытянул руку, лязгнув протезом.
– Это неважно, милостивец мой, кто он таков, гаучо, крокодильер или, допустим, «плащ». Главное, что он может и что его…
– …никто не знает, – закончил дон Грегорио. Они переглянулись, будто в головы обоим пришла одна и та же идея. Алекс, наморщив лоб, смотрел на старших коллег и союзников, не в силах проследить их мысли по выражению лиц – мрачно-торжественному у Сильвестрова и хитроватому, злобному – у предводителя дерибасовских. Первый и вправду походил сейчас на живодера, готового забить бычка, второй казался старым хитрым грифом, что кружит над падалью, дожидаясь, покуда труп как следует протухнет.
– Трясунчик, – сказал наконец дон Хайме. – Ты, Сильвер, отстрельщика искал для Хосе-Иоськи? Так больше не ищи. Он сам придет.
– Ну, сам не придет, надо будет поискать, – отозвался Грегорио. – Но я его найду. Найду! Через Кобелино. Этот – из местных, и к старым знакомцам заявится. Непременно заявится. И хозяина с собой потащит. Куда ж ему еще идти? Этому попу-отстрельщику?
Вопрос был явно риторическим, и дон Хайме, одобрительно лязгнув протезом, заметил:
– Если он такой крутой, этот брат Рикардо, то стоит позаботиться и о Хорхе. Лишняя тысяча песюков, и никаких проблем.
– Проблем не избежать, – возразил Грегорио. – У Хорхе – ублюдки-наследнички, еще и племянники есть – в точности как у меня… Крокодилье семя… Но поглядим! Проверим! Кончит поп Трясунчика, тогда и будет разговор.
Анаконда кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание.
– Луис будет в Рио через пару дней. С пленныйи. Куда мне их девать?
Сильвестров повернулся к нему, задумчиво поиграл бровями и отложил сигару.
– Тех, что покрепче, держи у себя в Форту, для Пимена, а раненых сдай моим парням. Праздник скоро, народец развлечь надо…